Улыбаясь, Далила спросила:
— Хорошая история! Что же с ним стало потом? Так и служит?
Тут Тамлен смешался, ссутулился. Глаза забегали, а руки спрятались под подмышки, когда он ответил:
— Его звали Андре. Это именно в него воткнули проклятый нож. Вроде бы такой талантливый, такой сильный, а не успел перенестись, как получил удар. Все случайно вышло…
Улыбка неравномерно, словно у восковой куклы сползла с лица Далилы. Бетонные стены веяли холодом. Лорд Тамлен глянул на часы, с щелчком закрыл крышку, поднялся, подал руку девушке со словами, что пора возвращаться. Эта рука совершенно не нужна была для помощи, но Далила взялась за нее даже не из-за приличий, а потому что действительно хотела прикоснуться к Горсту.
Они вышли из светлого, наполненного зеленью сада уже без скрывающего полога тишины. Горст не ошибся — гости спешно рассаживались, скрипя вынесенными стульями. Здесь им пришлось расстаться. Лорд, с какой-то присущей только ему ловкостью и находчивостью, сразу же высмотрел местечко и поспешил его занять. Далила не была такой проворной. Ей пришлось потолкаться в сгустившейся толпе прежде чем опуститься на обитый бархатом стул, такой скрипящий и старый, что казалось его достали из запасов этого же военно-морского музея.
Шепотки быстро прекратились. Вышла мисс Сутара. Далила сразу узнала ее по яркой примете, которую описывал Горст — вместо левого глаза на смуглой коже выделялась черная повязка. Лента, держащая ее, перечеркивала широким штрихом весь лоб. Ее здоровый, раскосый правый глаз недобро сверкал, выделялся среди всего улыбающегося выражения. От широкой улыбки, открывающей два ряда ровных, острых зубов, и так скуластое лицо становилось еще более круглым. Она была уже явно в возрасте, намного старше госпожи Монстери, но выглядела при этом молодо. Кажется, всякая морщинка на длинных пальцах или лице расположилась идеально так, как и было нужно. Выбивающейся была лишь эта повязка, совсем как у бандита. Мисс Сутара и была бандитом. Именно через нее проходили незаконные сделки аукционного дома.
Женщина произнесла короткую речь. Далиле не понравилась ее манера разговора — мисс Сутара (хотя ведьма не испытывала к ней никакого уважения, чтобы обращаться на «вы») делала паузы не там, где нужно, и не такие, как нужно. В конце концов из ее речи Далила не поняла ничего существенного.
После мисс Сутары перед собравшимися оперативно вышли музыканты со своими большими и маленькими инструментами. Ведьма сидела на задних рядах, но даже за множественными головами других людей сразу узнала Марика. Выглядел он также непривычно, как и при прощании: с собранными в высокую шишку волосами и смокинге. Бабочка, мучившая его в СВНЕБе, постоянно находившаяся в его пальцах с желанием поправить как-нибудь поудобнее, теперь просто висела на шее.
Тут скрипачки изящным движением подняли смычки, лопнув ими пузырь внимания, которое Далила сконцентрировала на одной глупой черной бабочке. Она хлопнула завитыми ресницами. Вместе с веками опустились смычки на струны. Разом грянул марш.
В начале музыка была с низкими нотами, размеренной, но вдруг музыканты поставили смычок на струны почти вертикально, повели вниз, разрезав резким визгом мелодию других инструментов. Далиле показалось, что этим самым смычком разрезали чье-то горло. Ее дыхание перехватило. Связки сжались в спазме. Вспомнился Гудим, сын ведьмы, чьими воспоминаниями случайно завладела. Он также трогательно играл в своей комнате…
Далиле стало дурно. Она встала извиняясь. У выхода были те же самые охранники. Ей без вопросов подали высушенное пальто. Движения Далилы были смазанными, пьяными, она никак не могла продеть руку в рукав. Вышла, не останавливаясь. Только сделав пару шагов по портовой набережной она наконец смогла одеться.
На улице уже давно стемнело. Морось прекратилась, оставив слякоть на набережной, но тучи сгустились только еще больше. Приколоченные, они чернью нависли над городом. Тут, конечно, не обошлось без Марика.
Зазвонил колокол, испугавший ведьму. Она дернулась и только сейчас заметила, что было совершенно тихо. Не кричали ни чайки, ни рабочие порта. Было безлюдно; только какой-то старик с тростью медленно двигался вдалеке. «Вот уж кому дома не сидится!» — подумала Далила. Она прижала локти, попыталась спрятать руки под воротником мужского пальто. Его шерстяная ткань колола кисти; хотелось расчесать их. Холодный воздух с крупными вдохами поступал в легкие. Их тоже хотелось расчесать, добраться до сердца, выкинуть его, бьющиеся, крупное, в морскую воду. «Это не твои воспоминания! Это не твой сын! Это не ты умерла там, двадцать лет назад! Ты живешь! Живешь в прекрасном доме с госпожой Монстери и работаешь в прекрасном коллективе с Горстом! Да, все правильно, с Горстом Тамленом! Замечательным человеком, чей отец был одним из предводителей Инквизиции! Да! Да! И что?» — Далила согнулась пополам, будто ее мучила острая резь. Однако ее мучила боль намного большая, чем физическая.