– Принцесса моя, как же мы целовались! – прошептал он в результате и вздохнул.
– Меня подговаривали бежать! – выкрикнул Ипат, уставившись невидящим взглядом в никуда. – Так нет, остался, как и прочие! Но прочие – те хоть по робости своей да рабской сущности, а я-то, я? Я же изничтожить мыслил вселенское Зло, находясь в непосредственной от него близости, на расстоянии кинжального удара! Но вот… не ударил! Смертельно опасно находиться вблизи от такой Силы! Яд его злобы незаметно проник в мое сердце, и рука не поднялась на Властелина!
Воин порывисто развернулся к девушке и схватил ее за плечи.
– Либе, умоляю тебя, беги, пока не поздно! Всесильный Властелин сгубил мою душу, но твоя – твоя пока чиста! Умоляю, ради нашей любви – беги!
Тайфун, лениво наблюдавший действие из копны, хотел было поаплодировать, мол, браво, прекрасная мизансцена, душераздирающая, но потом махнул рукой и развернулся на другой бок. Обычная мелодрама, одна из великого множества виденных в пройденных и устрашенных мирах. Мелодрамы ему тоже давно надоели. И вообще, надо бы подраться, вдруг да утихнет в сердце маетная боль.
– Как же он сгубил твою душу, Ипат? Я не вижу изменений. Ты все тот же: опытный воин, требовательный и справедливый военачальник, прямой, как твой меч и умный во всю меру, отведенную наследным воинам.
А вот это уже становилось интересным. Тайфун даже голову приподнял – немножко, но тем не менее. И боль в сердце чуть притихла. Ай да Либе. Заметит наследный воин иронию или, во всю меру отведенного ума, нет?
– Он отравляет все, происходящее рядом, всему придает извращенный и гадкий смысл! – страстно зашептал Ипат. – Я веру в людей потерял, Либе! Я же гордился принадлежностью к ти-сословию! И где она, моя гордость? Приходит с поклонами к мерзкому Властелину, жен своих на заклание ведет, юных дочерей к его ногам бросает!
– Пепельноволосых, – пробормотала девушка тихо.
Тайфун беззвучно поаплодировал и задался вопросом, услышит ли Ипат возлюбленную. Как и предполагалось, не услышал.
– Кнез, сам кнез! – возопил Ипат. – Я ему присягу давал о верном служении! Я телом его готов был защитить! Но он защиты не востребовал, явился униженно сам, просить льгот и преференций на прохождение перевала! Ладно б для государства – за работорговцев просил! И для того лишь, чтоб его позорно спустили с раската, со всей семьей и челядинами! Мир для меня рассыпался, и бытие потеряло смысл при виде этакого падения венценосных особ!
Тайфун ухмыльнулся. С раскатом – это он неплохо придумал. После захвата перевала до того надоели торговцы, просители, завоеватели и убийцы всяких мастей, что очередной отряд, вроде как элитную гвардию приморских городов-государств, после показательного мордобоя заставил прошлифовать желоб в крутом каменном склоне. И всех их в этот желоб и скинул. Как они вопили, стремительно уносясь вниз, как потрясали потом кулаками и оружием, пинали в бессильной ярости и унижении подножие горы! Но наверх больше не рискнули заявиться, ни оружно, ни с торговой миссией. Страшную эту казнь, страшную и унизительную, так и назвали в результате «сбросить с раската», и боялись ее почему-то пуще насаживания на кол. И многие уже тот раскат опробовали: и надоедливые торговцы со своими инициативами запретительных пошлин, и все окрестные бароны с графами, явившиеся изъявить почтение, и многочисленные невесты… и, да, вроде и кнез какой-то туда же улетел. Он, кстати, не орал. Тайфун сначала решил – мужественный. Но оказалось, у него язык от страха отнялся. И вроде как до сих пор не заработал.
– Лучшие торговые семейства, умнейшие головы, и те все здесь перебывали! – горько сказал Ипат. – И для чего? Чтоб Черному замку поклониться, друг на дружку хулы и напраслины возвести, самим к черному трону приблизиться! И чему кланяются?! Конюшне!
– Какая мерзость, – ровным голосом заметила девушка, и Тайфун снова беззвучно поаплодировал.
Эта Либе ему конкретно начала нравиться. Хотя да, кланялись конюшне. Сам Тайфун, как всегда, предпочитал валяться в стожке сена, дышать ароматами трав и дальних странствий, рабы… ну, рабы строят дорогу, им тоже некогда и незачем по замку болтаться, и хозяйственный Хруч потихоньку приспособил пустующие помещения под склады, мастерские, ну и коней в трапезный зал заводили на ночь, ибо ночи на перевале неласковые, а скотину жалко. Что забавно, сей факт никак не скрывался, тем не менее – кланялись замку, и еще как.