"Когда вырастут крылья.."
КОГДА ВЫРАСТУТ КРЫЛЬЯ… повесть
«Осенний листопад кружится. Кажется, даже песня такая есть про листопад. Не верится, что стала взрослой. И так порою хочется обратно, в свое нескучное детство…… И только вечерами наступает другая жизнь – моя жизнь и мое время. Сумерки, перо, бумага и фантазии, немного хаотичные, но все же, плод воображения. Тогда и начинаю строчить без устали и с вдохновением. И нет ни лени, ни слабости. Уж больно люблю я это дело – сочинять. Сочинять про жизнь, о которой не знала….».
Бабушке моей посвящаю……………
Безжалостно сдирая занавески с окон, на ходу вытирала книжные полки и пела. Правда, сильно фальшивила, но все же пела, прибирала и ругала - себя, жизнь, правящий тоталитарный режим. Входная дверь хлопнула и она прервала свои мрачные раздумья. Кто-то из детей вернулся из школы. Вспомнив про обед, поспешила на кухню. - Мама, я пришел, ты дома? Его шапка немного намокла. На улице моросил холодный осенний дождь, за окном только октябрь, но слякоть заставляла забыть о теплых солнечных лучах минувшего лета. Заставляла она ежиться от холода иее мальчика, ее сыночка. - Керим, ты? Переодевайся, мой руки и за стол. А ну-ка подойди, совсем продрог. Дай погрею тебя. Раскидав сапоги у порога, здесь же бросив школьную сумку и куртку, мальчик направился в кухню. - Замерз, пока шел. А есть будем? - А как же?! Всегда не по-детски серьёзный 7-летний мальчишка в объятиях матери вмиг превращался в комочек- маленький, теплый и такой родной. К Кериму она относилась с особенным трепетом. Наверное, потому что больше всех он тянулся к матери и любил ее сильнее остальных. За окном послышался лай собак. Во дворе проживала целая свора. Одного пса мальчишке уже удалось пристроить в хорошие руки. За деньги. - Ну, сколько раз говорила тебе, оставь ты эту затею. Вон, посмотри, все соседи смеются. Говорят, что Асин сын - будущий спекулянт. Об отце подумай. Что он скажет, когда узнает? На ходу бросив сыну просохшее на печке еще теплое полотенце, Ася пошла накрывать на стол, выслушивая оправдания маленького сорванца. - Пускай смеются, я ведь ничего плохого не делаю. Шарика на помойке нашел, так ведь? Нашел!И блох всех вычесал, и командам обучил разным. Теперь он-настоящий сторожевой пес и купили его у меня затем, чтобы дом охранял. Что же здесь плохого? Спорить было некогда. Аромат горячего супа уже разнесся по всему дому. Придвинув к себе тарелку, Керим молча принялся за еду. Из прихожей послышались голоса. -Мама, Лиза опять меня не слушает! -Оставь ее, она ведь еще совсем маленькая. Говорить с ребенком надо, объяснять. Да, Лизок? Тимур поднял малышку на руки, защищая её от нападок старшей сестры. Но, Аза не унималась, считала себя настоящим примером для младших, а тут ее не слушает трехлетний ребенок. В прихожей разразилась настоящая война. Все толкались на пороге. Тимур держал оборону, пытаясь спасти малышку от Азы, которая так и порывалась ей надавать. Возня не и прекратилась пока мать не позвала детей на кухню. - Ну, хватит вам спорить. Мойте руки и садитесь кушать. Перипетии продолжились уже за обедом. Дети все не унимались и только удар кулаком по столу заставил их замолчать. - Хватит! Этого оказалось достаточно. Конфликта как не бывало. Иногда она становилась очень жесткой и такой ее боялись. Ее боялись не только дети, но и секретарь обкома партии, и соседи, и прокурор района, и психиатры, с которыми она недавно рассталась. Ведь железному «хватит» предшествовали тяжелые переживания, постоянное напряжение и слезы, которых раньше не видел никто. С тех пор, как посадили мужа, Асе многое пришлось пережить. Куда ушли ее детство, беззаботная юность…Она вспоминала и время в доме для умалишенных, где провела долгие пять месяцев. Отрезок жизни другой, чей-то чужой, по ошибке прожитый ею…..
Успокоившись, Лиза прижалась к матери и заснула. Два черных бычка на заднем дворе усердно жевали сено. На веранде за прялкой сидела Асина мать. Поглядывая на дочь, старушка тихо причитала. Деревянные ворота были закрыты на засов. Нарушая тишину и совсем уж не радуя, с улицы доносились звуки свадебного веселья, проходившегогде-то неподалеку. Спустя время, на кухне воцарилась тишина. Трапеза прошла в полном молчании и Ася снова корила себя за несдержанность. Корила, но виду не подавала.
Восемь месяцев назад. - Ась, я думаю, у тебя есть только один выход.Они должны поверить в твою невменяемость, а ты - постараться их убедить. Если тебя посадят, дети пропадут. Я, конечно,их не оставлю, но четверо детей без отца, без матери.Руслана уже ничего не спасет. 25 лет за решёткой, знаешь, не шутка. Выйдет ли живым, неизвестно. А если посадят тебя? Но, выход,онведь всегда есть? Он должен быть.. - О чем ты говоришь, какой тут может быть выход?! Они и слышать ничего не хотят, у них своя правда. И что им до моих детей?! Ася негодовала, она не слышала ничего.Мрачная камера, где свет «в клеточку» почти не пропускает тепла, опухшие от слез глаза, бессонные ночиуже пропечаталина посеревшем лице женщины скорбь от томящей и мучительной безысходности. -Это- конец, да, конец. А ведьеще вчерадумала, что все поправимо, но нет, не везет мне что-то. Ася, вдруг, взглянула на сестру. Успокоившись немного, схватила ее за руки и стала говорить так быстро, что поначалу трудно было разобрать. Широко раскрытые глаза выражали не то удивление, не то надежду. Казалось, она помешалась…. - Ты знаешь, я ведь тогда следователю не все отдала. Серьги припрятала. Как чувствовала, что «закроют» за взятку. Она аккуратно распоролапояс юбки и вынула оттуда драгоценности. -Вот,возьми. Это -бабушкины, я их до последнего берегла. Надевала редко…. Все жалела… Настоящие алмазы! Старинная ручная работа. Лет двести им. Может понадобятся, как только человек нужный найдется.…Где только его взять, человека такого? Ее опять затрясло и тихий плач перерос в рыдание, отчаянное и безнадежное. Заплывшие от слез глаза уже не видели ни сестры, ни холодных серых стен одиночной камеры, ни резко открывшейся металлической двери. -Ваше время истекло. На выход. Худой, высокий парнишка с детским наивным лицомстарался соответствовать положению. И не столько звание старшины ему придавало уверенности, сколько занимаемая должность при областном отделении тюрьмы. «Старший надзиратель» звучало серьезно, а тон, с которым обращался к подследственной, делал его еще более солидным и, прежде всего, в глазах собственных. Полагал, наверное, что в глазах окружающих тоже. -Прошу тебя, еще минутку. Умоляющий взгляд Марии заставил парня почувствовать силу и значимость своего положения. И старшина пошел навстречу, благосклонно позволив женщине задержаться. - А теперь успокойся и хорошенько подумай над тем, что я говорю.Мужу дали двадцать пять, четверо детей пойдут по миру. Пусть думают, что ты на почве всего этого свихнулась, просто свихнулась. Ты слышишь меня?! Свихнулась! Всего полгода в больнице и тебя отпустят. Если обнаружат обман, все пойдет прахом!Помолчав с минуту, добавила. - Серьги возьму…..на всякий случай. Придумаем что-нибудь. Дверь опять отворилась и силуэт все того же старшины показался в проеме.Напоследок обняв сестру, Мария повторила: -Ася ты должна... Визит сестры ее только расстроил. Она вновь прокрутила в памяти их разговор.Мысли путались в голове. А что, Мария права, другого выхода нет….И шанса другого не будет. Опустившись на холодные нары, она прижалась спиной к стене. Голова невыносимо ныла, озноб пробежал по телу. Боль в спине не давала покоя. Очень хотелось спать. Она ворочалась и изредка всхлипывала,забывшись, наконец, беспокойным сном. Скрип двери заставил проснуться. -На выход! К следователю. Конвоир лет тридцати восьми от роду, приземистый, с грязными волосами и сиплым голосом предложил примерить наручники,в четвертый раз за последние сутки.