…… Что слоняешься без дела, нечем заняться? Иди двор подмети. Люба нехотя отправилась выполнять поручение старшей сестры. Ася тем временем принялась за дело. Нужно исправить год рождения в метрике с 1919-го на 17-ый. Казалось бы, мелочь. Ан нет, не так это просто. Лист бумаги в чернильных пятнах. Два часа репетиции. Если аккуратно постараться, может и получится. Но свежие чернила на старые? Хм.. Там, в приемной комиссии, тоже не дураки сидят. Заметят и «в шею». Нужно обвести все данные разом. Лишь бы рука не дрогнула. Так. Вот, мед-лен-но, девятку превращаем в семё-рочку. Жирная вышла семёрочка. Ничего, сойдет. Постепенно, цифра за цифрой, буква за буквой. -Ася, Ася! Она даже не сразу разобрала своё имя. Пронзительный крик бабушки Гаянэ сорвал её с места. Последняя точка вдруг превратилась в жирную запятую. Ася выбежала во двор. Одним прыжком Ахмед взобрался на забор. Люба своей детской ладошкой небрежно и как-то торопливо поглаживала запутанные волосы бабушки –соседки, виновато посматривая на сестру. Гладила быстро, желая скорее успокоить обиженную старуху, будто извиняясь за что-то. - Что делать мне, бедной? В могилу загонят ведь старую. Бабушка Гаянэ кричала всё громче и громче. Вредная, ворчливая, вместе с тем и несчастная. Старуха ослепла лет десять назад. Жила пару лет одна, все ждала сына из армии. Ветка растущей во дворе ивы в руках старшей сестры превратилась в гибкий прут. Люба попятилась к забору, понимая, что наказания не избежать и заикаясь стала оправдываться. - Это не, не я! Ахмед кинул мячи в бабушку угодил. Не бей, не бей! Любе досталось, Ахмеда догнать не удалось. Вернулась к документу. Расцарапала ногтем ненужный хвост у точки. Видно. Ничего не поделаешь. Авось и пройдет номер. Как ни странно, а номер и вправду прошел. Высокие каблуки маминых парадных туфель немного сбивали походку. Заколов волосы наверх, подкрасив губы помадой, которую отец привез откуда-то издалека, Ася почувствовала себя настоящей барышней. -Я встретил девушку полумесяцем бровь, на щечке родинка…… Последний хит того времени вертелся в голове. -Нет, все же хочу здесь учиться, я буду учиться именно здесь. Ах…… Она вздохнула тяжело, сердце ее колотилось, руки предательски дрожали. Первая школа горянок во Владикавказе стала пределом мечтаний. Первая школа для девушек. Комната немаленькая, в центре- длинный стол, за которым пятеро очень серьезных людей. Больших и сильных, как ей казалось. Две напыщенные тетки, председательствующие в комиссии, выглядели необычайно строгими. Женщин не обманешь. Вместо двух глаз у них четыре, и чутье. Волки позавидуют. А тут, видимо, развеселила их абитуриентка. Дивчина в туфлях на размер больше, в блузке с чужого плеча, с подкрашенными губами и важным видом достала из хозяйственной сумки необходимые для поступления документы. Тетки посмеялись и единогласно решили - пусть учится. Четыре года в школе Асю учили основным, необходимым в жизни, наукам. Это было единственное образование в ее жизни. С тех пор прошла вечность.
На перроне вокзала Керима провожали всей семьей. Грустные глаза Лизы, сосредоточенная Аза, улыбающийся Тимур и мокрое от слез лицо матери. -Мам, ну перестань плакать, не навсегда расстаемся ведь. Он успокаивал ее, а самому уже совершенно не хотелось никуда уезжать. Здесь его родина, дорогие сердцу люди, друзья, собаки, велосипед и еще много того, что хотел бы забрать с собой. А там- отец и перспектива жизни, новой и неизведанной, свободной от родных стен. -Храни тебя Всевышний и помогай отцу! Благословение матери доносилось эхом, утопая в звуках набирающего скорость поезда. За окном одна картина сменяла другую. Состав стремительно покидал милые сердцу края, увозя паренька в далекий и незнакомый Туркменистан. Дорога оказалась короче того расстояния, что представлял себе Керим. Восемьсот километров уже позади. По рассказам попутчиков ехать оставалось недолго. Соседи по вагону - неплохие люди- веселые и даже немного забавные. Рассказывали анекдоты, играли на гитаре и пили «Столичную», при этом стараясь не попадаться проводнику. Как только он появлялся, бутыль прятали. А тот, старательно ничего не замечал и лишь переживал, что веселые пассажиры остановку проедут. За окном одна за другой сменялись таблички с замысловатыми названиями населенных пунктов. Небедак, Кишпек- совершенно новые и непривычные на слух слова. Пестрые платья восточных женщин, длинные рубахи мужчин, точно такие же, как и на картинках школьных букварей, немного удивляли. И словно снег, падающий с неба- навязчивый тополиный пух. Чуть позже он привыкнет и к облику туркменских женщин, и к длиннолицым мужчинам из средневековья, и к многочисленным чайханам, но сейчас для Керима все это было в диковинку. Очередной указатель оповещал о приближении к пункту назначения. Через считанные минуты на фасаде здания вокзала можно было прочесть название города. Не успел он выйти из вагона, как в нос ударил запах чужого города. И все вокруг оказалось незнакомым -и смуглые, изможденные жарой лица, и некое несогласие с происходящим вокруг. -Сынок, я уже тебя потерял. Еле узнал по рубашке. Подрос, ничего не скажешь. Как доехал, не устал? Отец!Невольный вздох облегчения вырвался наружу. Чуть позже они сидели в привокзальной чайхане и наслаждались общением, а через час Керим сравнивал убранство отцовской комнатушки со своими представлениями о Туркмении. Бросив сумку на пол, он завалился прямо в ботинках на кровать и мгновенно уснул. Уже на третий день местная ребятня зазывала парня на улицу. Керим быстро сдружился со здешней молодежью. У неё, что ни день, то приключение. На этот раз новое. -Пацаны, там, на «Майданке», голубей бы «скосить». Ничейные, говорят. Только вот чердак на замке, отмычка нужна. Их уличный говор немного резал слух. На этом жаргоне говорила вся туркменская молодежь. Зачем парням понадобились голуби Керим не понимал, однако на «дело» пошел. Стыдно отказываться, не по понятиям это. Многоэтажки «Майданки», так называли местные жители микрорайон Ашхабада, выделялись на фоне старых домов, создавая резкий архитектурный контраст. Дождавшись сумерек, они терпеливо проводили взглядом расходившихся по домам местных бабулек, или как их еще называли здесь, старых лавочниц, и чуть ли не в три прыжка оказались на чердаке. Отомкнуть дверь не составило труда. Непроходимая темень сковывала движения. Приготовленный на всякий случай фонарь дело поправил. От яркого света встрепенулись полусонные голуби. Столбом встала пыль, и кто-то из ребят закашлял, подавившись спёртым воздухом богом забытого чердака. Старший из пацанов по кличке «Шапка», достав мешок, скомандовал и тут же все остальные принялись ловить ничего не понимающих спросонья птиц. Беготня на чердаке взволновала жильцов. На лестничной площадке послышались чьи-то тяжелые шаги. Это был высокий полноватый мужчина. Он ворчал и плевался, с трудом поднимаясь по скрипучей лестнице. -Что ж вам, бесам, не спится. Идолы вы этакие. Подождите, вот набью вам морду и надолго забудете сюда дорогу. Стоящий на стреме «Мазила», услышав посторонний шум, крикнул: -Пацанва, атас! Парни, не мешкая, бросились к окнам. Ржавая затворка пальцам не поддавалась. Пришлось разбить окно. Услышав треск, и без того разъяренный сосед, прибавил ходу и уже пнув ногой дверь, вошел в тот момент, когда хулиганы один за другим принялись «сигать» в окно. Очередь Керима подошла быстро. Времени на раздумья уже не оставалось. Три этажа может и немного, а только раньше и с такой высоты прыгать не приходилось. Каких-то несколько секунд и боль затуманила сознание парня. Он приземлился на пятки да так, что казалось разбил их. Пацаны пустились наутек. Потеряв новичка из виду, «Шапка» велел вернуться. Сверху орал мужик, но сделать ничего не мог, да и не догнал бы. Припугнул и хватит. Керим с трудом поднялся на ноги и поплелся за остальными, превозмогая боль. Раскаяние пришло позже, когда узнал, зачем его новым друзьям понадобились голуби. - Киргиз, тащи дрова. В гараже, принадлежащего семье одного из парней, кучей лежали заранее нарубленные, березовые ветки. Неподалеку в уголке стоял самодельный мангал. Керим топтался на месте, не зная, чем помочь. Недоумевал, для чего разжигают костер в теплую летнюю ночь. Вроде не холодно. Через несколько минут всё прояснилось. Струей брызнула кровь, отрубленная голова голубя упала на землю. «Мазила» и «Черный» приступили к разделыванию птиц. Идея с шашлыками парня не обрадовала. Керим собрался уходить. -А ты что, есть не будешь? - Спасибо, не голоден. Да и отец, наверное, волнуется. Поздно уже. - С нами то что пошел? - Да так, за компанию. - Ха, ну как знаешь, бывай. Возвращаясь домой, он размышлял о птицах и о человеческой жестокости, одновременно оправдывая поступок своих новых друзей. Представлял себе голодные будни туркменской молодежи и думал о ноющих пятках. Подойдя к дому, осторожно открыл створку окна, перелез и оказался в комнате. Боль снова дала о себе знать. Тяжелый стон вырвался из груди. Не разбу