День прошел незаметно. Склонившись над учебником, Тимур занимался. Неудержимая тяга к знаниям у парня была с раннего детства. В отца, говорила мать. Мальчик много читал, интересовался наукой и подавал пример остальным. Керима, напротив, интересовали только его собаки. Их он растил, а потом продавал. Похоже, делал он это лишь для того, чтобы принести деньги матери. Она ругалась, запрещала, но в душе была благодарна сыну за заботу. А еще Керим лазал по крышам, мастерил велосипеды, рогатки и многое другое, что приходило в голову маленькому сорванцу. Вот и сейчас, уже стемнело, а он, при тусклом свете лампадки собирает свое новое изобретение. Завтра они с Тимуром пойдут на футбол. Местная ребятня каждую неделю устраивает турниры. Тихо подозвав к себе Керима, Тимур что-то шепнул брату на ухо. Мальчики обсуждали предстоящие игры. Втайне от Лизы. Любопытную малышку интересовало всё. Она и ходила за ними хвостом. Узнай о завтрашнем событии, точно бы не отстала. Утром мальчики попытаются тихо ускользнуть от нее. Расстелив постель, Аза приказала ложиться. Пришло время сна, да и мать вся в работе. Не стоит ей мешать. На деревянном полу вместо кроватей, приспособленные под постель тяжелые матрацы. После конфискации у семьи ничего не осталось. Крыша над головой – чужая. В комнате было довольно темно. Стёкла единственного окна замазаны зеленой краской. Вдоль стены изголовьями друг к другу стояли две пружинистые кровати. Большой, обшарпанный шкаф делил комнату на две части. Ближе к входной двери стоял стол. Назвать эту рухлядь мебелью было трудно. Низкое саманное строение им предоставили на время родственники мужа. Рядом небольшой сарай. Там, преимущественно, ночью Ася работает. Выделка овчинной шкуры – дело не из легких. При её обработке запах стоит невыносимый. Она старалась не думать о нем, но смрад пропитывал все вокруг, не только одежду, но и кожу, и волосы молодой женщины. Завтра утром снова на рынок.
Полгода спустя. Дела у Аси шли лучше некуда. На рынке после теплого летнего дождя жара немного спала. Торговля, как говорится, шла «на ура». И только стоящего рядом, совсем уж заскучавшего Ахмеда, ничего не радовало. Его товар сегодня не в цене. Отменно выделанные шкуры брата почему-то не пользовались спросом. Впрочем, так было, практически, всегда. Пока Ася не распродаст все своё, дела у Ахмеда с места не тронутся. Люди болтались по базару, одни по надобности, другие из любопытства. Неподалеку слышался чей-то смешок. -Как здоровьице? Ася вдруг услышала знакомый до боли голос и испугалась. Перед глазами вырос мужчина в очках с крупными линзами, сквозь которые на нее глядели маленькие, хитрые глазки. Едким взглядом они пожирали женщину, как-будто пытаясь лучше разглядеть. Но, кто же он, кто… страх обуял женщину. Через мгновенье она вспомнила. Как же забыть?! Пожилой мужчина с недобрым лицом- доктор районной психиатрической больницы. Тот, кто не верил ей больше остальных. Не верил и настаивал на аресте. Ведь именно он пригласил в клинику для осмотра подследственной профессора из столицы, который в это время читал медикам лекции в здании местного Дома культуры. Дрожь пробежала по телу. Ей казалось, что земля уходит из-под ног. Хотелось раствориться в воздухе и больше никогда не видеть этого неприятного до омерзения человека. Мрачные воспоминания нахлынули с прежней силой. Ася вспомнила, как он бил ее по лицу, требуя признаний, как по его приказу женщину сутками не кормили. Вспомнила она и ледяной карцер с крысами. Тогда, на приеме, пожилой столичный профессор ,долго и очень внимательно осматривал пациентку. Именно тогда Ася и потеряла свою последнюю надежду. Большие черные глаза ее наполнились слезами. Вдруг перед ней предстали ее дети, ее муж в застенках и жизнь сплошною бездной. Она не вымолвила ни единого слова, лишь горько глотала слезы. Старичок внимательно осмотрел зрачки пациентки и на мгновение застыл, потом улыбнулся и спокойно сказал: -Ну, милочка, идите отдыхать. Он позвал санитара, чтобы тот проводил до палаты Асю, а сам вернулся к врачам. Приговора не было. Была сплошная ложь с риском на обвинение в его непрофессионализме и жалость, которую он испытал к пациентке. Старому светиле не раз приходилось смотреть в глаза обреченных на смерть. Он был не согласен с политикой государства. Часто рисковал в знак протеста, хотя и понимал, что сам под прицелом. Перед осмотром, вкратце ознакомившись с личным делом женщины, уже тогда для себя решил, что не станет усложнять пациентке жизнь. Вряд ли кто-нибудь посмеет в какой-то там забытой Богом провинции опровергнуть диагноз столичного корифея. И вообще, что такое мешок муки? Всего лишь возможность не умереть с голоду. Но, то было его мнение и он держал его при себе. Асю отпустили через месяц. Лишние затраты ни к чему государству. Больница и без того переполнена. Лечить бывшую подсудимую накладно, да и незачем. Должна же она быть как-то наказана. Так считали врачи- патриоты великой державы. Теперь же все в прошлом, как в прошлом ион – ее лечащий врач, появившийся на рынке спустя годы. Увидев бывшую пациентку, в компетентности столичного профессора вмиг усомнился, но было поздно. Что он мог сделать? Хотя может и мог….А она, взглянув в лицо давнего врага, все еще не знала как вести себя дальше. Толи начать играть, как прежде, а может и вовсе сделать вид, что не помнит такого. Так и сделала. Просто не узнала. Не было его в ее жизни, как не было ничего другого. Маленький грязный мальчишка с двухлитровой канистрой в руке подошел к женщине. -Тетенька, водички не купите сладкой? Ася огляделась. Кроме нее, уличного разносчика воды и страшного человека из клиники на этом крошечном пятачке, как показалось женщине, не было ни души. Солнце, ветер с песком, грязная рыночная площадь и внимательные черные глаза мальчугана. Он еще с минуту потоптался, а потом ушел. Ушел и доктор. Уже к пяти часам вечера весь товар был продан. Придя домой, она пересчитала деньги и спрятала их под матрац. Ее сбережений было еще недостаточно, но Ася упрямо шла к своей цели. Нужно было собрать денег и вернуть все, что семья потеряла. Утром пришел почтальон. Дрожащими руками Ася развернула конверт и достала письмо. Она жадно вглядывалась в каждое слово. Письмо от отца читали все вместе. Затаив дыхание, дети ждали теплых слов о себе, о том, как он скучает по ним и надеется на скорую встречу. Ждать оставалось недолго. Четыре месяца прошли незаметно, работы было много, спрос на шкуры возрос. Жители страны, в том числе и периферии, «поднимали головы», приходя в себя от тяжелых пятидесятых. С тех пор, как закончилась война, прошло немало времени. Однако, аресты продолжались. Сотрудники НКВД не щадили никого -ни чужих, ни своих. По привычке ли, а может просто для поддержания дисциплины, но причин всегда находилось достаточно. Ближе к шестидесятому году началась массовая амнистия. Они готовились к приезду отца в течение долгого года. А за неделю до его возвращения семья превратилась в настоящую команду, где царила жёсткая дисциплина. Каждый старался помочь матери по дому. Тимур с Керимом уже научились выделке шкур. Аккуратно отделяли шерсть от кожи, предварительно вымачивая в специальном растворе, а затем сушили на солнце. О такой помощи Ася и не мечтала, теперь с радостью смотрела на сыновей и гордилась. В семье подрастали мужчины. Вся уборка в доме лежала на Азе, Лиза стала школьницей. Для отца у младшей дочери свой подарок. Аккуратным почерком сделаны первые школьные записи. Всю неделю семья ограничивала себя в еде. Продуманное заранее меню к приезду отца обещало по-настоящему царское пиршество. Каждый эту встречу себе представлял по-своему. Перспектива счастливой жизни в детских фантазиях превращалась во что-то необычайное. Но, чуда не случилось. За три дня до назначенного срока Ася получила новое письмо. В глаза бросилась третья строчка. Каллиграфический почерк мужа выводил приговором: «Надеялся на встречу, но видно не судьба. Дело на пересмотре. Горбунов передал, что на это уйдет еще несколько месяцев». «Несколько месяцев, несколько месяцев……». Письмо выпало из рук и в глазах помутнело. Она даже не заметила, как оказалась на полу. Когда очнулась, рядом увидела своих девочек. Лиза плакала, Аза была напугана. Тимур с Керимом сидели неподалеку на полу и читали, выроненное матерью письмо.