— Опять спите?.. Вам заказное!
Не дожидаясь его приглашения, она прошла в комнату. Здесь все было, как вчера: тот же спертый, застоявшийся воздух, та же паутина по углам, заколыхавшаяся от движения воздуха, тот же квадрат голого немытого окна, та же неопрятная незастланная постель, те же огрызки черствого хлеба, та же огромная сковородка с застывшим жиром. Только, пожалуй, яичной скорлупы да бутылок из-под пива стало еще больше.
«Мне бы такую квартиру, — с обидой подумала Башарат, — уж как бы я за ней ухаживала…» И она вспомнила сырую комнату хозяйки, с низким окном, из которого видны были только резиновые колеса проезжающих грузовиков да помойка через дорогу.
Парень между тем нетерпеливо разорвал конверт и… выругался, обнаружив вместо письма пустой белый лист. В сердцах он скомкал конверт, а лист разорвал на мелкие кусочки. И то и другое полетело на пол, как и вчерашние деньги. Башарат растерянно следила взглядом за оседающими на грязном полу «снежинками» бумаги. Вдруг ее осенило.
— У вас найдется попить?
Башир неохотно вышел. А Башарат поспешно подобрала с пола помятые бумаги и спрятала их в сумку. На столе прямо в тарелке, вымазанной томатным соусом, лежала связка ключей. Башарат пригляделась: ключи были одинаковы. Она разогнула металлическое колечко и, вытащив один ключ, спрятала его в карман. Краем уха она прислушивалась к возне на кухне. Башир с шумом открывал кран, долго плескалась вода: наверное, мыл стакан.
— Что-то вода сегодня мутная, — сказал он, наконец появляясь на пороге и протягивая ей граненый стакан, словно полный не воды, а дыма.
— Ничего. Спасибо, — ответила Башарат, радуясь своей сообразительности, ведь когда она шла сюда, она мало надеялась на успех. А все получилось легко, как бы само собой. Теперь оставалось выяснить, когда он работает, но это уже не представляло труда. — Что-то вы все спите, — весело упрекнула его она уже с порога. — А работать когда?
— С завтрашнего дня в первую смену, — доверчиво ответил парень.
…На другой день, возвращаясь с работы, Башир с удивлением заметил, что окно его комнаты раскрыто настежь и ветер вздувает белую тюлевую занавеску. Но ведь он давным-давно не открывал окна. А занавески у него отродясь не было.
Башир даже остановился и дважды пересчитал окна. Шестое слева во втором ряду, если считать сверху, — ну конечно, это его окно.
Перепрыгивая через две ступеньки, взлетел он на свой этаж. Рука дрожала, а ключ никак не попадал в скважину.
…Свежий, чистый воздух сквозняком обдал его на пороге. Навстречу, как белый парус долгожданного корабля, вздулась прозрачная занавеска. На гвоздь, служивший вешалкой, был наколот большой лист бумаги, и на нем красными буквами крупно выведено: «Вытирайте ноги». Башир неуверенно потоптался на месте и наконец увидел тряпку, расстеленную у входа. Пол так блестел, что по нему страшно было ступать.
«Черт возьми! Да это же чужая квартира», — сообразил он, и сразу же струйка холодного пота потекла между лопатками. Он уже хотел выйти, как взгляд его упал на синюю куртку, висевшую на гвозде, служившем вешалкой. Но ведь такая куртка могла быть и у хозяина этой квартиры. Башир вспомнил, что неделю назад в куртке разорвался карман и он зашил его изнутри красными нитками.
«Если карман зашит, значит, это моя квартира. А если нет — не моя», — подумал он и, воровато прислушиваясь, сделал шаг к куртке, не без страха поставив свой ботинок на этот зеркальный пол. Вот он лихорадочно вывернул карман: красные стежки, как чьи-то следы, косо пролегли через светло-синее поле подкладки.
Башир прислонился к стене и закрыл глаза.
Из кухни доносился острый запах домашней еды. И Башир встрепенулся. Это был давно забытый запах его детства. Бывало, на летние каникулы бабушка забирала его домой из детдома. Она закармливала внука щами из молодой крапивы, чуду с творогом, хинкалом с чесночной подливкой… Как отвык Башир от этих уютных запахов дома. Он снял ботинки и почему-то на цыпочках прошел в кухню. Его собственная кухня снова показалась ему чужой. Здесь все блестело — и раковина, и плита, и холодильник — ослепительной белизной. Башир даже не представлял, что их можно так отмыть. На кухонном столе лежала записка, написанная тем же крупным почерком: «Обед на плите. Что останется, положите в холодильник».
Первой мыслью Башира, когда он убедился, что это его квартира, было: «Это вернулась она… она хотела сделать мне сюрприз…» Но тут же он увидел мысленно ее холеные, ее длинные, ее удивительные пальцы, которые заканчивались ярким маникюром, словно на конце каждого пальца росла спелая ягода. Как он любил брать в рот эти чудные ягоды, самые сладкие на свете! Сначала он влюбился в эти руки, потом уже в саму Шахзаде.