Никакого ответа, разумеется, не последовало. Но незримая нить, протянувшаяся между канцлером и проходчиком, когда Грэм ступил через порог, заплясала и натянулась, звонким эхом отдаваясь в ушах. Пелена исчезла из глаз Логрэда, и он повернул голову – медленно, боясь собственного тела, ожидая, что оно в любой момент может стать чужим и причинить боль пусть и неприятному для него, однако всё же живому человеку.
– Прости… что пришёл к тебе только сейчас. Тебе лучше?
– Ты слышишь её? – в янтарных зеркалах-глазах мальчишки промелькнул ужас.
Грэм вздрогнул и качнул головой. Рэд не был похож ни на любознательного смышлёного ребёнка, ни на безумно-покорного изгоя-проходчика. Перед канцлером сидел кто-то третий, незнакомый доселе, но совершенно точно бывший настоящим, в отличие от того, приведшего в Центр доктора Вериа. Наверное, это мог быть ребёнок, запрятанный глубоко в сознании, избитый несправедливостью всего случившегося с ним, сведённый с ума играми с памятью. Или – всего лишь эхо? Пропавшее ровно через долю секунды.
– Ты слышишь её, – твёрдо произнёс Логрэд и наклонился ближе к отцу, – слышишь, не можешь не слышать. Она и в твоей голове. Она может проникнуть к кому угодно.
Его голос, поменявшийся столь стремительно, был пропитан безумием насквозь, и у Нортона не получилось даже дёрнуться. Тихие слова мальчишки, потерянный и загнанный вид, попытка найти защиту и понимание… почему ты бегал, Верховный канцлер, пытался спасти тысячи жизней незнакомых тебе людей, когда тут, прямо под носом, страдал тот, ради которого и хотелось сделать мир лучше? Теперь этого нет, теперь перед тобой сидит обезумевший зверь – всё, что осталось. Что ждёт и тебя.
– Кроме Грега, кроме доброго Вериа. Доктор неподвластен ей, и она зла, зла, зла! Она придёт и съест моё сердце, твои глаза, руки Райта, язык Шати. Она придёт за своей добычей, что украли у неё. Она ищет пропажу и придёт за всеми нами. Её клыки вгрызутся в мягкую плоть и растерзают! Растерзают на части! – громкий счастливый смех вырвался из его груди. – Её когти будут кромсать, рвать и метать! Её глаза будут искать! И найдут. Найдут, найдут, найдут!.. Скоро будет волчий пир. Скоро с ума сойдёт мир!
Канцлер нашёл в себе силы подняться, и нить с тонким высоким звуком лопнула, хлестнув обрывками и Грэма, и Логрэда. Мальчишка упал на спину, изогнулся дугой и страшно, нечеловечески завыл. И Нортон, оглушённый воем, не понял, как оказался рядом с ним, как обнял и прижал к себе, не зная, что может помочь утешить, успокоить, привести в чувство. Что ещё?..
Облизнув пересохшие губы, мужчина заговорил – сбивчиво, сумбурно, с трудом преодолевая себя. Они похожи, всегда были похожи. Грэм хотел помочь, с самого начала хотел, но не смог и мало чем отличался от своего собственного отца. Показная строгость, желание избежать, страх сделать всё не так – в какой момент это появилось? Когда?
Не то, что следовало читать сейчас. Но то, что хранилось под высохшими опавшими листьями.
На свою беду, на твою погибель,
Я спускаюсь в ад, пусть и на отшибе,
И бреду сквозь мрак.
Я одет во фрак.
Этот праздник мой – вереница фальши,
Ухмыляясь гордо, я ступаю дальше.
Не смотрю назад,
Не боюсь засад.
Любовь к стихам появилась у Рэда не сама по себе. Нортон ненамеренно соврал Мирту, что не проводил времени вместе с сыном. Он не придавал значения прочитанным на ночь сказкам, поэмам, балладам – тому, что повлияло на мальчика сильнее всего, что стало причиной возникновения тонко чувствующей натуры, пусть и по-юношески патетичной.
Милая моя, я не верю в чудо.
Я с тобою больше никогда не буду!
Пепел на губах,
Я в твоих ногах.
Мне казалось, цену знаешь ты прекрасно.
Я платил её, думаешь, напрасно?
Стоит ли то счастье
Моей власти?
Я желать простого, может, и не вправе,
Но тебя одну я не мог оставить.
Я спускаюсь в ад –
Поздно отступать.
– Она слышит. Она счастлива.
Мириам не любила стихи, но обожала посвящения себе, любила смущённый вид строгого канцлера, когда тот читал вслух скупые строчки, лишь отдалённо передающие все те чувства, все те желания, всё то, что…
– Всё будет хорошо, – пробормотал Грэм, успокаивая не то мальчика, не то себя. – Я позову Грега, он знает, как помочь. Тебе же нравится доктор Вериа?
– Она не хочет этого, она будет зла. Она кричит во мне. Её когти царапают моё горло, – захныкал мальчишка.
– Тише, тише. Это всё только в твоей голове. Всё будет хорошо, нужно только заставить её уйти. Слушай меня, я рядом. Её не существует. Её нет.
– Она не уйдёт, – сквозь слёзы прошептал Логрэд. – Она заберёт тебя, и я останусь один. Один, один, один! Я не хочу!.. Не оставайся с ней. Не верь змее. Не верь кошке, она притворяется волком. Спрячься, исчезни, беги, спасись! Молчи, не говори, не кричи. Забудь. В себе сохрани. В себе.
Всхлипывания стихли, и Нортон понадеялся, что Рэд начал приходить в себя и помочь удалось. Может, и не придётся держать его на успокоительных? Он сильный, куда сильнее самого Верховного, и у него получится…
– Радуйся, радуйся раб! Твой господин зачарован, заколдован, замурован! Ты чувствуешь страх, ты повержен в прах! – горячий шёпот раздался прямо над ухом, заставляя цепенеть. – Ты не сможешь уйти, когда нету пути. Ты пойман, но лжёшь. Ты завтра умрёшь!
Последние слова прозвучали словно приговор.
========== XIII ==========
XIII
Бал удался на славу – никогда до этого у Нараи Йор, хозяйки сегодняшнего вечера, не было столько высокопоставленных лиц в гостях. Варс Аверинель, известный историк и археолог, ещё неделю назад работавший на раскопках в Эоле, вёл оживлённую беседу с мило улыбающейся Адарэль, пришедшей вместе со своим отцом, Гордерием Аравеста. Лорд Найрес Нивес отсиживался в углу, видимо, устав от желающих побеседовать с ним. По мнению Нараи, род Нивес зря недооценивали – они пользовались популярностью на Севере не только благодаря скандальной истории о Джифф. По правую руку от Найреса подпирал стену его внучатый племянник, Шоэн – тихий и необщительный молодой человек, бывший весьма видной партией. Ходило множество слухов о его замкнутости, вплоть до абсурдных предположений о неудачных попытках уподобиться своей тётушке и тоже стать проходчиком. Леди Йор лишь посмеивалась на подобное, прекрасно понимая, что никто в здравом уме не повторит самоубийственный поступок леди Джифф Нивес.
Отец Райт любезно согласился составить Нарае пару, а совсем скоро должна подойти этакая «звезда» её скромного торжества, сам Верховный канцлер. Винсенту чудом удалось договориться с Нортоном, чтобы тот совершенно точно пришёл. Каким образом, для леди Йор оставалась загадкой, над которой она не особо хотела задумываться, ведь результат был куда интереснее, чем предположения. А расспросить священника можно и позже, в более интимной обстановке.
Канцлер уже прибыл, об этом сообщила служанка, но задерживался в холле – ему поступило какое-то срочное сообщение. Хозяйка вечера была не особо расстроена этим фактом, считая, что сюрпризы стоит выдерживать, как и хорошее вино. Стоять в стороне и наблюдать за многообразием реакций с некоторых пор стало любимым занятием Нараи.
– Леди Йор, – подошедший архистратиг проходчиков поклонился, проигнорировав протянутую руку.
Подобное не считалось оскорблением. Де Шати лишь показывал таким образом, что не собирается приглашать Нараю на танец, и только. Наверное, ещё полгода назад она огорчилась бы, даже учитывая, что общество проходчиков никогда особо её не интересовало. Ныне у неё был кавалер, наличие рядом которого стоило всех желтоглазых разом.
– Позвольте выразить благодарность за ваше приглашение на столь потрясающий вечер. Надеюсь, слух о присутствии здесь лорда Верховного канцлера не останется слухом?