Мама, это небыль, мама, это небыль, мама, это не со мной.
Неужели небо, неужели небо задеваю головой.
На ковре-вертолете мимо ра-ду-ги
Мы летим, а вы ползете, чудаки вы, чудаки.
Слушаю эту песню несколько раз подряд и понимаю, что мне срочно надо что-то изменить в своей жизни. Подарить себе какой-нибудь подарок. Я созрел. Мы летим, а вы ползете...
А что... Как раз суббота. И – Николаус по совместительству. Сегодня с утреца заскочил на полчасика в офис. Не на велике – на метро, чтоб быстрей. В переходе совсем не было нариков, зато был очкастый чувак из оркестра филармонии. Он разминался: играл на кларнете, но на сей раз не Битлз или Стиви Уандера, а песенку про Николауса. Миленько так, под сопроводиловку. Только не люблю я детских песен, а от этой меня вообще чуть не вывернуло, потому что напомнило сон про ее детей, приснившийся накануне.
А вчера на фирме у каждого стояла соответствующая шоколадка – Николаус, он же Санта-Клаус во фольговой обертке. Не люблю молочный шоколад. Своего Мариане отдал. Ее фигура - это все равно дело пропащее, а мужик ее наверняка больше ацтековскую красоту ценит, в смысле, чтоб было, за что ухватиться.
Так как там, с подарком... Интересно, а можно сразу приехать и забрать...
И вообще. Абсолютно неслабо пойти на концерт. Не пропадать же билету. Пойду, если время будет, решаю про себя. Ее билет надо ей тоже как-то отдать, а то... блин... неудобно получается. Почтой лучше, только не знаю, где обитает.
Отправляю без комментариев фотку билета ей на имэйл, но какой-либо реакции на это нет, да я и не ждал, впрочем. Нет, я от нее ничего не жду, а вместо этого отправляюсь в город, но не за подарками на Николаус – их в основном только детям дарят, так что мне некому дарить, а за одним только подарком. Себе.
Еду три остановки на седьмой подземке и выныриваю на Мюнхенском проспекте. Он длинный, прорезает город в юго-восточном квадрате. Он многолик в силу своей невероятной длины и меняет облик в зависимости от квартала. В нужном мне квартале его застройка вопреки Мюнхену, давшему ему имя, не подходит ни к имиджу последнего, ни к его внешнему виду. Уныло-серой стрелой устремляется он вдаль, этот Мюнхенский проспект, ровный, без зигзагов и извилин. Слева-справа высятся здания средней вышины, но растянутые в длину. Фирмы различные. Облицовка здесь преобладает нео-кирпичного плана.
С правой стороны, невидимые с улицы, вторым рядом, но они - там, расположились модерновые элитные жилые комплексы. Их видно со стороны реки, на которую выходят окна большинства из них. Окна, окна, окна. Огроменные окна, без штор, в рамах из антрацитового металла. В окна просматриваются четкие, пуристские линии квартир, состоящие почти из одной огромной комнаты, но с нишами, почти как моя, она же у меня новой, модернизованной планировки. Белые, стерильные стены. Может, со временем переехать в одну из них?
Но я сюда не чужие хаты смотреть приехал. Меня интересует автохауз Порше, что расположился здесь между других автохаузов. Я тут не один такой дурик, не располагающий временем на неделе. Но мне везет, остальные, кто ошивается здесь, на сегодня приехали без серьезных намерений.
Чувак атлетического телосложения – да, разберусь тут и тоже в спортзал пойду –, одетый в сбрызнутый игривыми деталями бизнес кэжуэл, явно фреквентирующий солярий, бросает всех кандидатов на вылет и посвящается мне. Через полчаса мой автопарк вместо четырех колес уже будет насчитывать восемь, а я сам буду бессовестно соображать, куда бы с родной стоянки приткнуть мою бэху, вот козел я неблагодарный, служила же мне верой и правдой.
И вот мне продают более крутую и сексуальную подружку для бэхи.
- Простите, можно мне узнать, как вас зовут?
- Эккштайн, - жму руку чувака, отвечая на его приветствие.
- Ну так вот, господин Эккштайн, сначала надо определиться насчет модели, правильно?
- Правильно, - повторяю за ним, как китайский болванчик.
И проникаюсь к нему невольным уважением, ведь он прав, сразу по существу подошел к вопросу. На лбу у меня, видать, написано, что я насчет этого не определился, просто тачку нормальную хочу. Ну, немножко я что-то соображаю, хоть доселе машины нельзя было назвать моей слабостью. Почему Порше? Да не знаю. Мы у них в пэнеле, поэтому. Кроме того, сия фирма в наших кругах при упоминании о покупке новой машины вызовет радостное понимание, а не шок, за коим неизменно последует неприязнь. А зачем мне слыть за чудика, у меня же еще планы.