И бл...ть, ломит. Ломит же, сука. Трахнуть ее хочу. Реально хочу. Похер, что там было и чего не было. Да, я больной, знаю. И мне плевать. Лечение не прошло успешно – один черт. Я знаю, какая она жаркая бл...дь в постели. Это все сказочки, что можно вот так вот забыть. Ни хрена нельзя. Я все помню, помнит и он. И единственное, что ему сейчас надо – это завалить ее, вставиться, надеть на себя и трахнуть пожеще. А потом выбросить. Что, дождаться, чтоб она хорошенько набралась? Пойдет со мной тогда? Вряд ли. Она же с кем попало не трахается. Чтоб пошла, надо, чтобы до беспамятства. Пьяный секс. Мне надо? Не уверен.
Она вдруг видит меня и брезгливо кривит губы. От моего вида, что ль? Осознаю, что, оказывается, не могу переносить ее лица, когда оно такое. Заехать ей? Да нет, не бью я женщин, какими бы дрянями они ни были. Это ниже моего достоинства и это противозаконно. А я, типа, знаю закон и чту его. Типа.
А ее прорывает, и она начинает истерически посмеиваться, негромко так. А и не надо громко. Нарывается все равно. Но нет, не проймешь. Я в гребаном танке, поняла? Я – гребаный танк. И по жизни теперь передвигаюсь только на ковре-вертолете. От того и гоню немножко.
А это напрягает – стебаться вот так, про себя... Что, устроить пьяный дебош? Тогда пинка под зад из этого оперного бара получу я, а она останется да надо мной посмеется. Мне надо? Нет, точно нет. Собери яйца, урод. Всего лишь тупая, пьяная девка, убеждаю себя. Всего лишь.
Рассматриваю ее уже почти в упор, осматриваю. Да, раздеваю глазами – черт, а почему бы и нет? Всем можно, а мне нельзя? Лицо бывало посвежее. В каком-то платье, не знаю такого. Новое? Что, тоже он ей выбирал? И – я разочарован: а где мои любимые красные туфли? Или он не разрешает ей их надевать? Я бы разрешил. Но я в прошлом.
Она почти не смотрит в мою сторону, лишь иногда дарит мне нарочито равнодушный взгляд. Такой, что почти насмешлив в своей равнодушности. Они больше не разговаривают, она опять пьет. Пусть пьет. Сказать, чтоб принесли ей еще? Просечет, что это от меня и не будет пить. Ленка уговаривает ее поехать домой, но она только сидит, пьет и молчит. Наконец, Ленка сваливает, и она остается одна.
Что это, контест между нами, кто больше выпьет? Дольше останется, уйдет последним? Только она не знает, что силы неравные – я не один. В группе поддержки в кармане у меня голубая колючка, ее колючка. Такая же надоедливая, как она.
Уже поздно, да я и давно забил на время. Мне нормалек вот так вот. Мне никто и ничто не мешает рассматривать ее. Ко мне никто не клеится, в отличие от нее. Публика тут интеллигентная, небедная и отчасти немолодая и клеятся они ненавязчиво. Она отшивает одного, другого. Что ж так? Так у нее с этим серьезно? Или мы разборчивы? Или меня стесняется?
Кажется, она устала. Почему тогда не уходит? Я тоже постепенно устаю. Лонг Айленды становятся вокруг меня в длинненький хоровод, в котором кружатся нанизанные на стаканы лимонные дольки. Мне тоже пора, но я жду, пока уйдет она, а она тоже ждет и не уходит. Пасем друг друга, пасем, пасем... Это абсурдно и смехотворно, и никто из нас не спрыгивает в сторону. Мне не хочется, чтобы разошлись все, и мы остались с ней в этом баре вдвоем, а потом нас бы так же вдвоем и выставили.
Не знаю, когда и как, но, видимо, мы оба готовы и почти синхронно поднимаемся со своих мест. Мы расходимся по домам одновременно, не глядя друг на друга. Она выходит на улицу первая. Я не уловил, когда она заказала себе такси, потому что оно уже ждет ее у входа. Когда она садится, я вдруг понимаю, что ощущаю легкую панику, будто сейчас прямо у меня из-под носа уйдет мой поезд.
Кажется, я надеялся выйти и поймать такси вместе с ней. Возможно, даже заговорить с ней, если придется ждать на улице. А теперь она уезжает от меня. Уезжает, даже не глядя на меня. Домой, где ее ждет Ленка, или к тому? А я что, за ней поеду? Я жалок, оказывается. Жалкая, раздолбанная пьянь. И не только пьянь. И почему оставил дома поршень? Вот бы шары у нее были. Ее таким удивить – раз плюнуть. Достойная кульминация для такого дебила, как я. А, нет, пьяный же, типа...
Прыгаю в первый же гребаный таксомотор, оказавшийся поблизости, говорю наугад адрес и маршрут. Вокруг площади Аденауэра кругом светофоры, так что держаться за ней несложно. Она выходит на Верраштрассе возле зоопарка. Как я и полагал, она, кажется, опять живет у Зузи. Что ж, теперь я знаю, где она живет. Не оглядываясь на мою тачку, идет в дом - не заметила или просто все равно ей? Я вылезаю и тоже иду, только к себе.