Мне нравится, когда человек рассуждает трезво, а у Вольфинга этого не отнимешь, хоть что хочешь про него говори. Поэтому я обычно прислушиваюсь к его словам.
Он еще говорил, но я уже не слушал его. Это не моя заслуга, что я смог прочесть, хотелось мне сказать ему. Это меня... научили. Да, она тоже не признавала халяву и не стремилась получать незаслуженную похвалу. А я – зашибись, какой умный, квалифицированный, опытный, рублю тему, работаю, как зверь и все дела. Но читать на русском я до некоторых пор вообще не умел, потому что забыл напрочь.
А она начала читать со мной, работала надо мной. Говорила, что мне это, может быть, на работе пригодится. И вот пригодилось – ишь, как завелся чувак. Только теперь я книжки на русском совсем забросил и мне, кажется, не хватает этого.
Мне не хватает чтения с ней.
Мне не хватает ее.
Стоп.
Стоп – так я сказал себе тогда за обедом с Вольфингом и принялся усердно пилить свой стейк, а то он остывал уже у меня на тарелке. Стоп – так говорю себе и сейчас, потому что тени этого тухлого вечера, который должен был провести с ней на концерте Агаты, вытягивают за мной свои костлявые руки, будто спрут – щупальца.
Майнхольд по телефону пообещал мне, что приедет на Новый год, и мы будем встречать его по его программе, а Тоха... задолбал. Сегодня я остался один. И не надо, не приезжай, думаю про себя. И не хрен напоминать мне ни о чем, я никого не просил. А если меня не хотят развлекать и отвлекать, то я и сам справлюсь.
Интересно, много Самойловы там на концерте выли про белый? Как ни странно, меня сейчас абсолютно не тянет на него. Но спать или работать тоже не хочется. Вот и подошел к концу год. Через пару дней Рождество. В прошлом-то году... да, блин, зачем вообще вспоминать. Но нет... Башка думает одно, а руки делают совсем другое.
Зачем-то начинаю листать папки с фотками. Рассматриваю ее на фоне пронзительной бирюзы Тенерифе, внушая себе, что это ничего во мне не вызывает. Что мне положить на эти фотки, равно как и было положить на тот вечер в опере, в баре. Почему я до сих пор не удалил их? Неохота, думаю лениво, а сам листаю, листаю. Она смотрит на меня, улыбающаяся и серьезная, смеющаяся и задумчивая. А что, если написать ей? Не ответит же. Может и читать не станет. А что, если...
Так вышло, что у меня есть данные ее аккаунта с электронной почты. Она всегда подчеркивала, что у нее нет от меня никаких секретов. Ага. Секреты-то хранил ее рабочий аккаунт, доступа к которому у меня, понятно, нет и не было в помине. Ну так что? Нет, это ниже моего достоинства... Она мне уже никто, мы чужие друг другу, и шерстить в ее сообщениях – это... блин... даже противозаконно, вообще-то... Я не имею на это никакого права.
Да какого хрена! Если нельзя, но очень хочется, значит, можно. А мне сейчас неимоверно, дико, жгуче хочется почитать, кто ей пишет и, главное, что она пишет им в ответ.
И я, явственно и четко ощущая всю низость и жалость своего поведения и откровенно кайфуя и упиваясь этим – с недавних пор привычное для меня состояние – залезаю к ней в почту. Эм-м-м... скукота. Ленка... Ренатка... Димка... Стэн... Блин, старье-то какое... Что, общаться по имэйлу уже немодно или у нее просто нет друзей? Или все самые интересные и горячие вещи происходят на рабочем?
Если бы у меня висели часы, то показывали бы сейчас два ночи, но я их снял. Их повесила когда-то она, а меня с некоторых пор начало напрягать их тиканье.
Пока я, зевая – от скуки, от усталости ли, сам не знаю – уныло листаю ее сообщения, ей как раз в этот самый момент приходит новое, и я от нечего делать открываю его. Адрес отправившего состоит из каких-то букв и цифр, без понятия, что значащих. Он или она – почему-то мне кажется, что «он» - без сопроводиловки прислал ей видеоролик. То есть, он думал, что ей. На самом деле он прислал его мне, и я незамедлительно его открываю. Кажется, он снял это только что.
Танцпол. Кое-кто танцует, но больше тусуются возле барной стойки. Одеты все в костюмы и коктейльные платья, похоже на корпоратив. Темновато, но видно, что обстановка фешенебельная. Узнаю – это, кажется Малайская башня, у них там ресторан с банкетным залом на сороковом этаже. По стенам угадывается ротонда. Само здание-то круглое, цилиндрической формы. В одном месте у покатой стены стоит огромная елка.