- Мне понравилось. Можно мне еще раз того же самого? – прошу ее с улыбкой, показывая на свой бокал.
Ее улыбки заразили меня. Мне хорошо с ней.
Сам не замечаю, когда начинаю целоваться с ней, все плавно в это переходит. Она расстегивает на мне ширинку, я тоже хочу и ласкаю ее. Она гладкая и мягкая, как и улыбка, что, не сползая с ее лица, греет меня и успокаивает.
Это Санек ее попросил? – думаю. По-дружески?
- Ich mag dich. Ты мне нравишься, - говорит мне она.
- Ich dich auch. Ты мне – тоже...
Наверное...
- Как ее зовут? – продолжает она.
Бл...ть.
- Кого?
- Ее.
- А что?
- Ты напряжен. Так как ее зовут?
Теперь она ласкает мой член. Мне хорошо.
- Звали, - поправляю ее.
- Звали, - соглашается она.
А, хрен с ней.
- Оксана.
- Роксана? – повторяет она, не расслышав. Здесь эти два имени часто путают. – Зови меня Роксана.
- Роксана... - говорю ей, пока она продолжает. - Роксана...
- Или Рокси? Ты звал ее Рокси?
- Рокси... - говорю ей, - Рокси...
Она берет его в рот, делает все хорошо, мне нравится. Глажу ее по голове, закрываю глаза и повторяю: «Рокси... Рокси...».
С закрытыми глазами вижу желтоватое пятно электрического света, а в нем мутно, пузырчато, будто за пленкой из целлофана вижу Оксанку.
Оксанка наблюдает за нами и спрашивает, улыбаясь одним лишь уголком рта:
«Тебе хорошо?»
«Да! Мне очень хорошо с ней», - говорю ей я. «Посмотри на меня».
«Смотрю», - кивает она с ласковой улыбкой. Как мама кивает своему надоедливому сыну, мол, да смотрю, смотрю, ну что там у тебя?..
«Смотри, как мне хорошо», - не унимаюсь я. «Ты рада за меня?»
«Да, рада. А кто это?»
«Рокси».
«И как она?»
«Хороша.»
«Ты ее уже пробовал?»
«Пока нет. Но сейчас попробую. Хочешь посмотреть?»
«Не хочу. Мне пора.»
«Только не уходи.»
«Мне пора.»
«Ну пожалуйста. Посмотри. Как же я буду... без тебя...»
«С ней.»
«С ней. Но без тебя.»
«Мне нужно идти.»
«Нет, не уходи. Останься и посмотри. Пожалуйста, посмотри. Мне очень важно, чтобы ты видела.»
«Нет. Прости.»
Она уходит.
Сука.
Открываю глаза. У меня падает. Нервно смеюсь, качаю головой. Ну не сука ли, а? Ain’t that a bitch, huh... - как поет ее Стивен Тайлер в одной из ее песен. Конечно, сука, говорю уверенно. Вслух.
- Что это означает? - спрашивает Тина. - Я не понимаю.
- Это означает «сука», - объясняю.
- То есть? – удивленно. Но она - умная девочка, тут же понимает и, естественно, не принимает на свой счет.
- Прости, - прошу ее.
- Ладно. Ты все еще ее любишь?
- Да. Нет. Не знаю.
- Ты мне понравился. Закрой глаза, и я сделаю все.
Я закрываю глаза, и она делает все. После минета садится на него, потом, развернувшись ко мне задом, становится передо мной на коленки. У нее не такая уж маленькая грудь и вообще-то классная фигура. Идеальная. Она делает все, но всего оказывается мало.
- Прости, - говорю ей в конце, - прости, - повторяю, не открывая глаз. Высматриваю.
Оксанки нет больше там. Она ушла, как и обещала. А я все еще держу глаза закрытыми, надеюсь – а вдруг появится опять. Вернется. Если вернется, то я смогу. Точно смогу. Но она больше не появляется. Су-у-у-ка-а-а...
Когда те, за стенкой, готовы, мы сажаем девушек на такси. Потом курим с Саньком на балконе, выдувая дым куда-то в темноту первого, еще не начавшегося дня в новом году. Кое-где, нет-нет, слышны еще редкие залпы хлопушек и фейерверков. Затягиваюсь, вспоминаю, что реальная гадость и, затушив, сразу выкидываю.
- Ну как? – спрашиваю его, чтобы что-то сказать. – Проработал?