Все, думаю, чувак, теперь заднего ходу нет. Хотя, что я говорю. Есть, конечно. Но в этот момент в церкви так торжественно грянул орган, так трогательно плачут тетя Фрида, держащая на руках Еву в беленьком платьице, плачут сама Настюха да, кажется, и жених ее, и Деня-дебил, что цепляет, по-моему, даже Майнхольда, а ко мне на лицо сама собой наползает невольная улыбка, которой я туда сроду не звал.
А церковь красиво убрана, думаю, оглядываясь все с той же улыбкой. Столько белого, цветочки всякие. Разбавляет этот мрамор, темно-дубовые скамьи, мрачно-тяжелую католическую позолоту.
К молодым тянутся поздравить родственники, знакомые, друзья-подружки... Вон, Ленка здесь... Оксанка – у нее тоже улыбка на лице...
Че-го...
Наши улыбки встречаются... Нет, это не она, думаю, а сам уже толкаюсь туда, к невесте, чтобы разглядеть.
Это, конечно, она. Одета в коротенькое черное платье с открытыми плечами, длинными рукавами и пышным подолом, обута в хай-хилы. Какого хрена здесь делает? Ее-то кто пригласил? Они же с Настюхой не общаются.
При виде ее мое вполне радостное настроение сменяется черт те чем. Каким-то лихорадочным оживлением. Будто моторчик во мне завели. Все во мне начинает зудеть, и я, сам того не замечая, потираю руки, как придурок.
Невпопад поздравляю Настюху, которую сейчас, впрочем, все поздравляют, вряд ли она меня вообще замечает, хотя нет: «О, Андреáс, молодец, что приехал все-таки!» - а сам сверлю ее глазами, как дурак.
Она меня, естественно, тоже замечает. Ее первоначальную улыбку подшибает моя улыбка, ее словно передергивает, затем на ее лице появляется ее любимая застывшая маска. Все, она будто и не снимала ее с тех самых пор, когда перед Новым годом увидела меня голым у окна. Вот так, всю зиму в ней и проходила. Дура.
В банкетном зале свободный выбор мест, и я не сажусь к моим и Тохе с Ренаткой. Жду, пока усядется она, а сам тащу Майнхольда за такой стол, чтобы оттуда хорошо было ее видно. За этим столом с нами много девчонок, успевших «увидеть нас в Порше» и он вполне счастлив заняться ими всеми сразу, а я не мешаю ему, тихонечко сижу рядом, пью, когда это оказывается надо ему или кричащим «горько» и наблюдаю. Наблюдаю. Твою мать, почему всю свою гребаную жизнь я только и делаю, что наблюдаю. От выпивки зуд во мне утихает и сменяется мрачной внимательностью.
Она сидит с Ленкой в кругу каких-то гостей. Что ж не со своим? Тем, с Нового года? Приехать не смог? Или это было так, потрахаться? Сидит, ест, пьет, как и все. Ничего особенного. Ее платье – это не рождественская елка с видео-ролика, но снова с рукавами, как тогда. Ее новый стиль теперь? – думаю. Вокруг голых широких плечей и на длинных тонких руках ее повсюду черные кружева.
Что это она все молчит, не общается ни с Ленкой, ни с кем. Я ей мешаю? Переживает, типа? Говорят же, что от переживаний худеют, теряют аппетит - у нее он превосходный, вон, как лопает. Как только в платье умещается.
В играх она поначалу не участвует, но тамада упорно пытается ее закадрить на какие-то парные конкурсы, и она выходит наконец. А у меня на роже, должно быть, такой армагедец, что ко мне никто и не думает подходить. Так что вместо меня тамада подыскивает ей какого-то чувака – кто такой? Не из нашей родни вроде. Но, кажется, рад, козлина, что в этом дебильном конкурсе ему досталась она и что нужно прижиматься к ней и лапать. Что, ей тоже приятно? – пытаюсь вычислить. Не сопротивляется, по крайней мере. Дура.
Конкурсы прерываются танцами, а чувак и тут не спешит ее отпускать, вцепился в нее, как клещ и танцует с ней теперь. А она танцует с ним. Так она ж вроде того... переживала, когда меня в последний раз видела... А Новый год, придурок? – опять подсказываю сам себе. Или ты думал, она сто лет рыдать по тебе будет? Так это вообще не в ее правилах. Вот и жри теперь.
Санек уже давно меня спалил. У него все на мази, но он на время бросает свой фанклуб, подмигнув мне, запирается на танцпол и начинает обтанцовывать Оксанку. Получается конфузливо и довольно глючно, потому что она вроде не узнает его, а «ее» чувак не в восторге. На это Санек, шутливо подняв вверх лапы, возвращается к нам, плюхается рядом со мной и со словами: «Слышь, забей, а... хочешь подрючить – вот тебе, выбирай, сколько угодно», - чокается со мной за здоровье молодых.