Выбрать главу

Андрюхин словарик

 

анвальт - адвокат

ГЛАВА 21 и Последняя. Замыкая круг. Часть 1

Agnes Obel – Brother Sparrow

Keiko Matsui – Invisible Wing

Чичерина – Уходя, уходи

Это ненормально, что я помню все даты. Я мужик и не должен их помнить. Мне по статусу не положено. Вернее, не даты. Я помню, что в прошлом году было тогда-то или тогда-то. Например, восьмого марта прошлого года она сказала мне, что любит. В этом году восьмого марта ничего такого в помине не было. Я вообще о нем забыл.

А сейчас апрель уже давно. Апрель, пестрящий желтизной цветов да ушами пасхальных зайцев посреди разноцветных яиц на искусственной травке криптонитно-зеленого цвета. Кругом магнолии эти вездесущие, бесполезные до ужаса, отцветающие быстро, оставляющие после себя груды бурого мусора. Апрель. Сволочной, скандальный месяц. То холодно, то жарко. То мороз ударит, то дождь ливанет, а все остальное время ветер сшибает с ног. April, April, er weiß nicht, was er will. Апрель, апрель, чего он хочет, сам не знает. Вроде, в апреле ничего памятного не было.

После свадьбы я не встречал ее, а она мне не попадалась. Этот взрыв, что прогремел первого апреля, да и его отголоски в очередной раз оставили во мне опустошение, за которым наступила глухая, тупая, матовая ли покорность судьбе или своей зависимости от стольких вещей – не знаю.

Против моего обыкновения в ушах пару раз звучали отзвуки Настюхиных наездов подобно громким лозунгам на демонстрации. Но демонстрация проходит, ее участники рассредоточиваются и начинают опять заниматься своей повседневной жизнью, а лозунги забывают. Так и я.                                                

Да и характер у меня такой – плохо поддаюсь влиянию рациональных доводов извне. До всего должен дойти сам. А доходить до чего-то в данном случае нудно, муторно, напряжно. Да и ненужно, кажется. Прошло какое-то время, и я опять заметил, что безотказно работает мой давнишний подход: если не видеть ее и не вспоминать о ней, а заниматься своими делами, то все со временем сойдет на «нет».

Мне скоро ехать. Перед поездкой меня откомандировали «на выезд», «недельки на две-на три» - к одному клиенту в конгресс-квартал - город коробок, город башен, город в городе. Туда теперь езжу каждый день и работаю там, заваленный по уши их документацией. Поддерживаю их при проведении внутренней ревизии. У кого ее сейчас только не проводят, силясь найти косяки, указывающие на то, что именно данный банк один был повинен в возникновении кризиса. А мы привыкли относиться к этим безосновательным глюкам серьезно и даже трепетно, как к еще одному очень важному источнику дохода.

В конгресс-квартал на велосипеде не добраться, на машине – себе дороже, только простоишь утром в пробке, как лох. Езжу туда на четвертой подземке, а от станции к их зданию по территории конгресс-квартала ходит специальный автобус. Да. Я езжу на работу на автобусе. Каждое утро в этом автобусе вижу одних и тех же людей. У них тут, кажется, своя автобусная семейка. Они, эта автобусная семейка, даже садятся на одни и те же места. Естественно, как в любой уважающей семье, по утрам никто друг с другом не разговаривает. Но я уверен, заболей кто-нибудь из них и не появись утром в автобусе, другие члены семьи сразу заметят. Я врос в эту семейку.

Своего рода младшим, непутевым сыном-изгоем семейки является, кто бы мог подумать, тот самый чувак-то-ли-панк-то-ли-сатанист, которого я с год тому назад видел в Эльзе. Чувак-панк садится всегда на заднее сиденье. Когда он проходит мимо, слышно, как в его дешевых наушниках бухают басы его панк-рока... или дет металла... В конгресс-квартале он вылезает раньше меня и бредет в соседнее здание, где расположена какая-то старт-ап-фирма то ли по онлайн-маркетингу, то ли по веб-хостингу. После «выпускника», а затем сисадмина Эльзы это, конечно, гигантское продвижение, только сколько они просуществуют на этом тотальном пепелище кризиса.

Однажды на выходные во время пробежки встречаю в парке Бахтыярова – и несказанно рад встрече:

- Здорово!

- Салют.

Он кажется мне посвежевшим, если в его случае вообще возможно подобное. Нет знакомой измученности и что-то новое, осмысленное сквозит во взгляде.

- Как жизнь? – спрашиваю его.