На работе сейчас косяк за косяком. Одна сделка накрылась на старте, другую отменили на финишной прямой. Не наши проблемы, обе сделки из эм-энд-эй, но все равно хреново. А работы и помимо этого навалом.
В одном проекте Канненбеккер положился на устную информацию клиентов при составлении кредитного договора, мол, многолетнее сотрудничество, он их знает и всякая такая туфта. Хотя каждый урод в курсе, что все нужно сто раз записывать и документировать и им же потом для подтверждения отправлять. Дважды. Трижды. Оказалось, их финдиректор спи…дел по одному пунктику, финансирующий банк выпал в осадок, бабло завинтили, теперь наблюдательный совет – хвать за жопу исполнительный, те – хвать за жопу фина, тот пи…дит опять, на сей раз, мол, я вам, то есть, сука, нам, такого не говорил, ох-хо-хо-о-о-о… Шефу одна дорога – к Дилленбергу. Он – партнер, но уже много лет вместо живых проектов занимается делами по ответственности фирмы за ошибки в консультации. Хоть шеф и не ошибался, просто дурочку свалял, как последний мудило. Похоже, с профессиональной страховкой придется разруливать. Шеф на грани запоя, а я задолбался.
А тут еще такое дело…
Сейчас поздняя ночь, но мы еще не спим. Я только что вернулся и застал ее не в кровати, а за ноутом, что-то обрабатывающей.
Теперь она смотрит на меня своими большими глазам… Каре-зеленая ее усталость обволакивает и меня, горестная безнадега не мечет молний, но пронзает насквозь.
- Андрей, а… этого нельзя как-нибудь избежать?
Не верю своим ушам. Да она это серьезно.
- Ты прекрасно знаешь, что нет, - отвечаю ей резче, чем хотел.
Оксанка, моя девушка, она ведь прекрасно сама все знает. И я думал, именно она поймет. Она ведь человек в этой сфере отнюдь не левый. Она ведь сама работала в Гринхиллз и знает, что такое ротация, и что мне придется ее делать. Что это – вопрос решенный. Но сейчас она ведет себя, как абсолютный чайник. Ноет, как... обычная баба. И пилит меня вдобавок.
Да, последние месяцы работал я как-то многовато. Был unter Wasser «под водой», как говорят у нас. Она почти не возникала, зная, что все это не от меня зависит. Что в отличие от нее, работу свою я люблю, но когда из-за нее мы с ней мало видимся, мне тоже хреново. А мне, благодаря этому ее пониманию, было не так хреново. Да я привык уже почти, если честно. В конце концов, и у нее своя работа есть, любимая, нелюбимая, да хоть какая. А ротации я хоть и побаивался, но одновременно и ждал тоже – во-первых, пора по-любому. Во-вторых, продвижения охота, иначе нах...й было так въе…ывать. А перед ней сейчас про ротацию вывалил, потому что сегодня мне на работе сообщили, что это уже скоро будет. В смысле, в понедельник. И что, она думает, мне легко? Или у меня есть выбор?
Но нет, вместо того, чтобы поддержать, как-то приободрить меня, что, мол, все получится, мы справимся, она начинает мотать мне нервы, и я с удивлением замечаю, насколько меня это раздражает.
Она-то не слышала моих мыслей, предшествовавших этим словам, поэтому моя резкость ее удивляет и расстраивает. Скривившись, отворачивается, задерживает усталый взгляд на оконном стекле или на чем-то еще… или ни на чем…
- Оксан, это же ненадолго, - пытаюсь смягчить.
- На сколько?
- На четыре месяца.
- Ну, раз для тебя это недолго, - раздраженно пожимает плечами она.
- Я не в этом смысле.
Ненавижу, когда она становится такой колючей. Ненавижу. К словам цепляется. И у самой, что ни слово – подводный камень. Гребаный риф. А меня заставляет разруливать, лавировать между этими ее рифами. Коза. Да с ней еще хрен вырулишь. Все новые расставляет. Глядишь – раз, два – вот тебе и мозгое…ство. А мозги-то должны быть хоть у одного из нас.
И что делаю я? Правильно: виляю хвостом, пресмыкаюсь:
- Я в смысле – все будет хорошо, - обнимаю ее за плечи.
- Конечно, будет, - подтверждает она спокойно, не высвобождаясь, но и не обнимая меня в ответ. - По выходным.
- Ну почему…
- Да до тебя и сейчас уже по-хорошему не дозвонишься!
Так, правильно, давай, бл…ть, именно сейчас жалуйся, что тебе там еще не нравится в нашей ситуации. Ситюэйшн. Кто не понял: ситюэйшн – это не просто ситуация, это проблемы, типа. Не думал, на хрен, что они у нас есть.