- Идем. Ноленс ты мой с воленсом.
Танцуем сначала под Мираж, потом под сто восемьдесят девятый номер, которым оказывается «На заре», Альянс. Удивленно приподнимаю брови, а она смеется:
- Что я тебе говорила? Раньше было и такое. Ты же знаешь, я фуфло не слушаю. Нравится?
- Канеш.
- Андрей так хорошо танцует, - толкает Оксанку под бок Ленка.
- Оксанка меня научила, - беру под локотки Оксанку и целую.
- Неправда. Ты еще до меня умел.
- А что там было до тебя? Я не помню.
При этих словах ее мордаха расплывается в блаженной улыбке, глазки сами собой закрываются, и она слегка кивает, будто говоря, мол, правильно рассуждаешь. Собственница.
Ленка наблюдает за всем этим с видимым удовольствием, рада, что мы помирились. Да мы-то и не ссорились.
Мы танцуем еще очень долго. Нам никуда не надо уходить, потому что это ведь мы вместе с ее родителями принимаем их гостей. Поэтому тусим до закрытия, то есть, пока сами зал не закроем. Так долго мы с ней никогда не танцевали. Она фактически не устает, словно ее подзарядили. Наоборот – музыка только подстегивает ее, оживляет. И ее распирает от полноты чувств.
Когда танцуем еще один медляк, она кладет голову мне на плечо и скулит:
- Андрю-у-у-ха-а-а… не уезжа-а-а-ай…
Так, что, опять? По новой?
- Глупая, я ж не уезжаю…
- Не-е-е-ет, уезжа-а-а-е-е-ешь, - тянет она капризно.
Это уже больше похоже на прикол, чем на стеб. Да, пожалуй, на очередное примирение в грязи уже здоровья не хватит, да и сменной одежды у нас не осталось.
Мы оба посмеиваемся, но она при этом грустно-обиженно надувает губки и хнычет, пока я продолжаю втолковывать ей вполголоса, что это «ненадолго», что она «глазом не успеет моргнуть», что я буду «приезжать на выходные» и тэ-дэ.
Мой отъезд завтра вечером, но сейчас мы слишком закрутились в этом празднике, столь турбулентном, чтобы войти в нужный модус. Это еще так далеко, а мы сейчас так близко друг к другу. И хоть уже поздняя ночь, мы с радостью осознаем, что для нас она еще не окончена.
Разъезжаются те гости, что не ночуют у ее родителей. Тайком от меня Оксанка уже успела сгонять на машине к родителям, отвезти туда какие-то вещи. Вот дурная.
Под конец вечера, вернее, глубокой ночью у всех отнимаются ноги.
Хоть ехать до их дома ровно минуту, дядя Витя успевает заснуть в машине, куда его кое-как заталкивают его дети. Оксанка и на этот раз усаживается за руль и везет нас куриным шагом.
- Нафига пристегиваешься, - подначиваю ее. – Остановят – права заберут по-любому.
Хотя кто сейчас, в три ночи-то, остановит.
Этой ночью их дом просто по швам трещит, столько народу пришлось в него напихать – к ним, к дедушке Альберту, везде. В ее, нашей комнате мы ночуем не одни, тут спит вповалку еще человек пять.
Пока все смолкает, и наша комната постепенно погружается в храп и сопение других людей, я лежу и щупаю ее в темноте.
- Че хочешь? – ее тихий голос звучит вроде не очень сонно.
- Секса хочу с тобой, - мычу ей в ушко. – Пошли трахаться.
- Пошли, - соглашается она.
По деревянной лестнице тихонько забираемся на чердак. Эх, если б здесь у дяди Вити уже была готова сауна… Но до этого еще далеко.
Света мы не включаем, нам хватает отблеска уличного фонаря, что падает в окна в стене и крыше с сильными скосами. Тут очень пыльно и душно. Кроме фитнес-уголка с тренажерами и постерами Элвиса Пресли и Мэрилин Монро на стене всё завалено вещами. Ладно, как-нибудь так.
Если честно, на «стоя» сил, наверное, уже не хватит. В тему приходится один тренажер, с которого я снимаю штангу, укладываю на него Оксанку и, как в порнухе прямо, люблю ее на этой выгнутой, неудобняцкой штуке, не снимая ни с нее, ни с меня футболок. После ее оргазма меня все же тянет на подвиги, и я поднимаю ее на руки.
- Ну ты даешь… - смеется она.
Оглядываюсь по сторонам. Так, нельзя ли тут еще как-нибудь замутить. Качая головой, она перехватывает мой взгляд, что падает на боксерскую грушу:
- Не-е-е-ет, не может быть, чтоб ты это серьезно…