А потом – уезжать опять… ротировать... ретироваться. На целую, мать ее, неделю. И – волком выть. И так полгода. Ворст кейс.
Но тебе, девочка, я этого не скажу, хоть и, нет-нет, думаю об этом с некоторых пор. Потому что я хоть и тронут твоим рвением и честолюбием, но надо, чтобы ты сама во всем разобралась. Да и рано тебе еще над этим заморачиваться, ты же к нам на референдариат подаешь или еще там на что. Да тебя таким, кажется, и не испугать, потому что и ты, и твои подружки – все вы протягиваете мне ваши аккуратненько составленные резюме в ответ на розданные мной вам визитки. Это даже немного старомодно, потому что сейчас все рассылают резюме по имэйлу, но трогательно. Поэтому я бросаю по короткому взгляду на титульные листы, прежде чем спихнуть их Катрин, пускай возится, передает в отдел кадров.
Вот, к примеру, тебя, умненькая, зовут Эльминаз, и хоть гражданство у тебя наше, но родители твои наверняка приперли сюда в конце семидесятых откуда-нибудь из солнечного Тегерана. От Хомейни дернули. Интеллигенция. «Умеренные» настолько, что, когда твои одноклассники в первый учебный день в году вместо первого урока по традиции ходили со своими родителями на мессу в церковь, твои не только тебя туда с ними пускали, но даже и сами присоединялись. Акцента-то у тебя – ни грамма, тут родилась. Но я по внешности твоей сразу догадался. Только какая, собственно, разница. А ну-ка, оценочки – да, слушай, порядок, девять и четыре в Zwischenprüfung, промежуточном экзамене, «хорошо» с минусом – так тогда ты даже наш клиент. Плюс у нас с многонациональностью среди юристов хромает. А подружки твои… эге… Увы, ни у одной до пропускного балла не дотянуто. Так что сорри, девчат, вам – налево. Они-то знают, это все знают, что у нас с этим строго, но все равно надеются на чудо. А я не хочу так, сразу их шугать – и обдаю каждую из них на прощанье самой теплой улыбкой из своих лицемерных адвокатских глаз.
Скоро уже отстою свою двухчасовую смену. А вон и следующая туса ко мне валит. Пацаны теперь. Только что затарились материалом на соседнем стенде, по ходу, зелень еще совсем. Эх-х-х…
Будем смотреть правде в глаза – от ротации я действительно никуда не денусь. Но что поделать. Зато потом повысят, может быть. Так что надо к сему плачевному факту морально подготовиться, и как можно раньше. Ничего, выдержу. Выдержим. И вообще – я сейчас так часто уезжаю куда-то, что разик-два в неделю либо заявляюсь домой часу во втором ночи либо не заявляюсь вообще, если мы ночуем где-нибудь в отеле.
Она, моя девочка, все понимает и терпит. Потому что каким бы я ни был измотанным - стоит мне посреди ночи сунуться к ней в постельку и наткнуться на ее тепленькую, голенькую попку, мягкую такую, как меня эта самая попка так раскручивает, что я забываю об усталости и поспешно, чтоб не обломали, типа, поздно, спать надо – тебе, мне и т.д. – кидаюсь на мою любимую и занимаюсь с ней любовью в ее полусне. Потом долго и благодарно целую ее, мыча ей, как сильно ее люблю. «А я тебя люблю, гаденыш ты… что ж так поздно опять…» - вздыхает она. «Давай полижу…» - рвусь я. «Да ла-а-адно, спать уже ложись, кадр… о-о… о-о-о…», - я же «нет» не принимаю ни в каком виде. «Да! Андрюшенька… солнышко… любимый мой…» - гладит в итоге мои волосы, забыв о предъявах. «Сладенькая… м-м-м…, вкусненькая какая… скучала за мной?» «Конечно… вот глупый». «Любишь меня?» «Люблю. А ты – меня?» «А я тебя люблю… моя кошечка…»
И все же эти поздние, какие-никакие, но встречи скрашивают нам наши унылые рабочие дни и кое-как помогают совсем не загнуться, дотянуть до выходных. Ну и по утрам еще. Это тепло, что дарим другу, согревает нас. Благодаря ему, не забываем вкус друг друга, запах. Не забываем то чувство, какое испытываем лишь, касаясь друг друга обнаженной кожей. А когда пошлют куда-нибудь – да, тяжко придется, тяжко без этих спасительных островков нежности в житейском океане будней.
Но не будем сейчас об этом думать. Вместо этого радуюсь концу вахты, сдаю пост и дергаю оттуда. Е-мое, как здесь душно, в этом – что это вообще тут у них? А, фойе же, да. Новый корпус юрфака. Постройка, проспонсированная целым консорциумом банков, юридических фирм и аналогичных будущих работодателей. Ну и душняк. Воздуху б глотнуть – где он?
А, вот он топает, воздух мой. Ковыляет мне навстречу в туфельках на толстом, высоченном, мать их, каблуке («Оксан, нахрена, перед кем выпендриваешься… обуйся во что-нибудь удобное.» «Да они удобные, каблук-то толстый…» - что-то непохоже сейчас). Это бредет ко мне моя девочка, отколовшись от своего, их, берговского стенда, тоже измочаленная в край. Мы с ней договорились, что встретимся здесь, на этой выставке. В отличие от меня, ее отпустили сюда без предъяв.