Инстинктивно обговорил со «свиссами» в их офисе «через стенку» кое-какие детали по новому их запланированному проекту - ишуансу кредитных дефолтных свопов. Дело пока мало регулируемое, но возможно его затронут поправки в законодательстве, ожидающиеся с нового года. Да, помимо финансирования мы еще и финансовые рынки делаем, и финансовые инструменты за их пределами. Пульверизация, блин.
Инстинктивно потрещал с Канненбеккером, обсудил его новый проект по финансированию того самого нового винд-парка, то есть, ветрякового парка в Северном море, тендерную заявку на который клепаю в Дюсселе. Не хочет старикан без меня с финансирующим банком долбаться. По ходу, мне опять бумажки по кредитованию и обеспечению ковырять. И еще у него новая супер-мега-сделка в одном консорциуме, клиент – андеррайтер. Короче, чувствую, и тут без меня не обойдется. Инстинктивно, на автомате беседую с ним в его офисе.
Но не об этом сейчас мои мысли. Не об этом. Возможно, стоило при разговоре с ним проявить большую сыновнюю заботу, что-то он помятый какой-то. Что, с хафтунгом Дилленберг разрулил наконец? Он сам не рассказывает, а я не спрашиваю.
Недавно отдел кадров вступил со мной в контакт по поводу принсипал-трэка, то есть, подготовки к назначению принсипалом. Канненбеккеру это известно, естественно. Каждые полгода у нас предусмотрена ревью-беседа. На прошлой он говорил, что в совете очень мной довольны, а теперь мое принсипалство, которое, если все склеится, должно будет иметь место быть месяцев через девять, будущей весной, для него вопрос решенный. Собственно, это только потом в общем массовом имэйле так все драматично, мол, постановлением совета компании принсипалами назначаются – и пошло, и пошло, такой-то, такой-то, (реже) такая-то... На самом же деле все не так, как на церемонии вручения Оскара и нет перед компом ошеломленных лиц, грызущих ногти, девчонок с размазанной косметикой, дрожащих до конца. Понятно, «избранным» известно заранее, что они избранные. А за эти девять месяцев у меня будет проходить ряд бесед с Вольфингом, который назначен моим ментором по подготовке к принсипалству. И еще мне предстоят один-два «коллоквиума» с верхушкой правления. А также я должен буду стать «заметнее» в компании, подготовив один-другой доклад на злободневную тему. Всего делов-то.
Обо всем этом я как-то не думаю – ни раньше, ни теперь. Я вообще ни черта ни о чем не думаю, а только жду, когда она выйдет из антрацитового здания, в которое однажды вносил ее на руках. По соседству с такими гигантами оно сравнительно невысокое.
Мне похрену, выйдет ли она одна или в компашке, и я гипнотизирую турникет на служебном входе слева и видимое за ним маленькое фойе «для своих».
Она появляется в этом фойе, выходит одна и, заметив меня, спокойно делает пару шагов мне навстречу. Пару шагов только. Что, сегодня не пойдешь на афтер ворк? Я медленно подхожу к ней, смотрю в замороженное ее лицо, силясь разгадать, что она чувствует сейчас. Молча беру ее за руку и осторожно свожу вниз по ступенькам. Отмечаю про себя, что мы сто лет не ходили с ней за ручку, так как вообще редко куда ходим и вечно некогда.
Она дает вести себя, а я даже не придумал, куда. Неспешно идем вниз по Европе, все так же молча переходим площадь Аденауэра на пересечении Европы с Регентенштрассе. Иногда бросаю на нее взгляды сбоку. Кто она? Кто эта девушка в летнем платье, рука – в моей руке? Поверх платья – светленький пиджачок с коротенькими рукавами. Кэжуэл фрайдэй. Ее платье - шифон, причудливо размалеванный синими, голубыми, желтыми и белыми пятнышками, словно художник кистью встряхнул. Свободное, легкое, как дуновение ветерка, подпоясанное темно-синим пояском и свисающее из-под него на манер римской тоги. Целомудренное, чуть выше колен, но для ее стройных ножек совершенно достаточно.
Спускаемся к набережной. Собственно, меня не тянет оседать где-либо. Мне нормально и так – вести за руку мою девушку, благо она не спрашивает, куда мы идем и не высказывает никаких пожеланий. Вот так и можно идти.
Так, но куда же идти дальше? Пройдешь еще метров двадцать – и там уже только в воду входить. Ловлю себя на мысли, что охотнее вошел бы в воду. Но, увы, надо определяться уже.
Завожу ее в Ниццу, усаживаю за один из столиков на улице, то есть на набережной, в уголочке, отгороженном от парка живой изгородью из олеандров. Теперь прогулка окончена и надо будет разговаривать, обсуждать. Спрашивать.