Выбрать главу

Лативия останавливается у открытой двери. Табличка на стене рядом с ней гласит:

«Доктор Робин Сандерс

Онколог-радиолог»

Я медлю, потому что никогда раньше не замечала, что у доктора девчачье имя. Потом захожу одна, без сестры, и она закрывает за мной дверь.

Доктор Сандерс сидит в большом кожаном кресле с низкой полукруглой спинкой. Он не смотрит на меня.

– Дейзи, – говорит он, снимает очки и кладет на стол.

– Доктор Сандерс, – отвечаю я, сажусь напротив.

И тут наши глаза встречаются, и я вижу, что у него они грустные. Грустные в том смысле, как глаза других людей бывают голубыми, зелеными или карими. Глаза у доктора Сандерса цвета грусти. Именно поэтому я понимаю, что он скажет, прежде чем успевает открыть рот.

– Дело плохо.

Внезапная тяжесть сваливается на меня, словно вся одежда, которую я ношу, промокла насквозь.

Он поворачивает ко мне монитор.

– Это позитронно-эмиссионная томограмма здорового человека, – говорит он.

Изображение на экране выглядит темно-синей шейной подушкой, с несколькими расплывчатыми пятнами желтого, зеленого, фиолетового и оранжевого. Словно тест Роршаха в цвете. Доктор Сандерс поднимает со стола карандаш.

– Представьте человеческое тело как нарезанный хлебный батон, и позитронно-эмиссионная томография показывает изображение каждого ломтя.

Он пользуется карандашом, как указкой.

– Вот позвоночник, легкие, грудь…

Он нажимает несколько клавишей на клавиатуре, и изображение меняется.

– Мы можем переходить вверх и вниз по телу, часть за частью. Видите, как светится сердце? Все клетки в вашем теле едят, обычно, сахар в какой-либо форме. Самые голодные едят больше всего, так что молекулы сахара собираются там, где находятся самые голодные клетки. Вроде сердца, почек и в любых областях, где обосновались опухоли или раковые клетки.

Он замолкает и смотрит на меня, чтобы убедиться, что я понимаю. Я молчу.

– Как я сказал, это ПЭТ здорового человека. Сердце оранжевое и желтое, но в легких, печени, мозгу и так далее изменения цвета почти нет.

Он снова нажимает клавиши, и на экране появляется другое изображение.

– Это ваша ПЭТ.

Я смотрю на экран. Он словно охвачен огнем.

– Дейзи, рак повсюду. Метастазы в печени и легких. Костях… И даже…

Голос его дрожит, и эта нотка эмоций напоминает, что он сообщает новости мне. Обо мне. А не читает лекцию студентам.

Он вдыхает, нажимает клавиши, и на экране всплывает изображение поперечного разреза мозга. Внизу – большой светящийся шар.

– У вас опухоль в задней доле мозга, размером с апельсин.

Моя рука тянется к затылку. Я щупаю кожу под волосами, словно выискивая кусочек фрукта. И ничего не чувствую.

– Н-не понимаю, – мямлю я. Челюсти еле двигаются, словно я жую патоку. – Прошел всего год. И все мои полугодовые анализы были хорошими.

Он пожимает плечами и медленно качает головой.

– Мне очень, очень жаль. К несчастью, такое иногда случается. Пациент проверяется раз в полгода, потом в год, и рак подкрадывается незаметно. Ваш особенно агрессивен.

Агрессивен. Почему-то сразу вспоминается речевка чирлидеров:

БУДЬ! АГРЕССИВЕН! Ты должен БЫТЬ АГРЕССИВНЫМ!

Странно иногда работают мозги. Воспоминания, которые они воскрешают.

Опухоли, которые выращивают.

– Дейзи, понимаю, такое трудно осознать, но все не настолько плохо. Вы асимптоматичны, а это хороший признак. Означает, что вы чувствуете себя хорошо и можете продолжать чувствовать себя хорошо.

Он ошибается. Я не чувствую себя хорошо.

– И опухоль находится в удобном месте. Легко удалить. Конечно, в нейрохирургии есть свои опасности. Поэтому вам нужно поговорить с хирургом и оценить риск. Потом. Если хотите, можем провести облучение, убедиться, что мы придавим остальные раковые клетки в мозгу. Что же до остального, можем попробовать химию, посмотреть, как ваш организм будет реагировать. Проведем клинические испытания…

– Говорите, что меня можно излечить, что вы можете излечить…

Я машу рукой в сторону светящегося экрана.

– …Это?

Он кладет карандаш, которым играл, обратно на стол.

– Я не…

Он замолкает. Пытается снова.

– Я не…

И снова осекается. Похоже, решил поставить рекорд осечек.

– Нет.

Он так пристально рассматривает стол, будто слова, которые хочет сказать, написаны на листе бумаги, и нужно только его найти.

– Я говорю… что мы… можем продлить жизнь…