Соловьев покачал головой:
— Боюсь. Резьбу сорву — беды не оберешься.
Галина быстро взглянула на Соловьева и промолчала.
— А ты, Косяков, не боишься? — обратилась она к бурильщику утренней смены.
Косяков пожал крутыми плечами, на которых, казалось, вот-вот лопнет по швам брезентовая куртка, и отвернулся.
— Мое дело — сторона. Володька виноват, пусть и выкручивается.
Галина посмотрела на понурившегося, осунувшегося в лице Владимира.
— Слышал, Соловьев, что говорит твой товарищ? Значит, желающих встать к лебедке нет? Что ж, придется самой…
Последние слова она произнесла раздельно, почти по слогам, но так, что их слышали все. Лицо Соловьева, до этого бледное, вдруг вспыхнуло ярким малиновым цветом, только самый кончик носа остался белым; Косяков же багровел медленно и густо, до самых кончиков ушей. Трудно сказать, что происходило в эту минуту с буровиками. Они никогда не видели, чтобы женщина, да еще такая хрупкая, как новый инженер, стояла у бурильной лебедки и самолично делала ту тяжелую работу, которую, по их мнению, самой судьбой предназначено делать только одним мужчинам. Это было неслыханным вызовом и, чего греха таить, — их позором. Но исправить положение было уже поздно — баба стояла у лебедки и стояла так уверенно, будто она тем только и занималась, что стояла у рычага.
— Давай, заводи дизель, — коротко приказала Галина, ни к кому в частности не обращаясь, и оба дизелиста — из ночной и утренней смен — бросились в дизельную, громко бухая сапогами по настилу буровой…
…Стоять за лебедкой Галине приходилось не раз и в прошлом. Будучи еще студенткой, она проходила практику на промыслах Башкирии и там получила отличную оценку по ведению горных работ. И никто не знал, каким мучительным напряжением воли и всех своих не таких уж и больших физических сил добилась она этой оценки. Иногда вставала за лебедку и в Бугуруслане. Один раз даже всю смену — восемь часов — выстояла, сделала спуск и подъем инструмента. И как несказанно гордилась тогда этим, полагая со всей наивностью юности, что теперь она способна на большее, чем другие, позабыв, что бурильщики изо дня в день, зимой и летом, стоят у этого рычага. Но все-таки в одном она была права: бурильщиков-женщин она не встречала, даже не слышала о таковых.
И вот этот решительный шаг. Правильно ли она поступила, не слишком ли понадеялась на свои силы и знания? Соловьев боится сорвать резьбу на соединениях труб, и опасения его не лишены оснований… Тогда едва ли возьмешь из скважины оставшиеся звенья вместе с турбобуром. Придется или менять направление ствола скважины, или начинать бурение заново.
…Взвыл стартер дизеля. Мотор ровно заработал на холостых оборотах. Галина включила лебедку на подъем и сразу же почувствовала, как натужно, трудно работает многосильный дизель. Но она продолжала увеличивать нагрузку…
Напряжение росло. Казалось, все, хватит, иначе случится страшное, непоправимое, а что-то спрятанное глубоко внутри говорило: нет, еще немного, еще, еще… Все обострилось в ней до предела в эти короткие минуты — мысли, слух, зрение. Дико, судорожно ревет мотор, звенит, словно струна, трос на лебедке, буровая мелко вздрагивает… Еще… еще… И вот труба, успевшая покрыться темными кристалликами льда, медленно поползла из скважины… «Раз, два, три, четыре…» — зачем-то стала считать Галина и, досчитав до десяти, сразу же сбросила нагрузку. Талевый блок с крюком вздрогнул и медленно пошел вниз… Труба тоже нехотя поползла обратно в скважину. Остановилась, дрогнула — и двинулась быстрее.
Галина мягко посадила инструмент на элеватор, отключила мотор от лебедки, посмотрела на буровиков, стоящих на прежних местах, неуверенно улыбнулась и, тяжело переставляя ноги, пошла из буровой. Проходя мимо Косякова, она приостановилась, и взглянув на его крупное лицо, вдруг охрипшим, совсем чужим голосом сказала:
— Закрой рот, Косяков, галка влетит…
…Домой в этот день Галина пришла поздно. Она устала — ломило поясницу, гудели ноги, побаливала голова. Настя встретила ее доброй, ласковой улыбкой.
— Что поздно так? — спросила она, помогая Галине раздеться. — Наташка сегодня опять пятерку по арифметике получила. Все тебя ждала: где, да скоро ли придет тетя Галя? Похвалиться хотела. Не дождалась, уснула.
Галина улыбалась растроганно и немного застенчиво. Она не понимала, почему так хорошо, так заботливо ухаживает за ней Настя, почему она так, по-семейному, делится с ней всеми своими радостями, огорчениями, переживаниями.