— Молодец, молодец, — говорит Вачнадзе, раздеваясь. — Посмотрим. Но пусть он учтет, что и мы стали умнее. Так и напиши ему, Рая, — стали умнее. Вот видишь? — И Вачнадзе пальцами постукивает по твердой коже папки. — Тут кое-что есть. Дай я поцелую тебя…
…И потом, немного позднее, в домашнем кабинете директора конторы бурения вспыхнула настольная лампа под желтым абажуром и горела почти всю долгую зимнюю ночь…
На другой день, освободившись от очередных дел, накопившихся за ночь, Вачнадзе позвонил по внутреннему телефону Гурьеву:
— Свободен, кацо?
— Более или менее, — ответил сдержанно главинж.
— Не понимаю, дорогой, — раскатисто закричал Вачнадзе в трубку, и в голосе его звучали озорные нотки. — Говори что-нибудь одно: или свободен, или занят.
— Если нужно, я могу прийти, — ответил Гурьев все так же неопределенно и сдержанно. — Это будет лучше, наверное, чем рисковать ухом…
— Хо-хо, дорогой! Одна нога там, другая — здесь…
Потом он вызвал кабинет главного геолога. Сельдин ответил быстрым напористым говорком:
— Да, да, Сельдин у телефона.
— Роман Иванович? Вачнадзе. Хотелось, чтоб вы зашли.
— Время? — быстро спросил геолог.
— Сейчас же.
— Прекрасно. Иду. Сию же минуту.
«Ну, держись, Алеша, начинается самое страшное. Сейчас соберутся главные и будет решаться твоя судьба, — подумал Вачнадзе, опуская трубку телефона. — Уж они покажут тебе, Аника-воин, как самочинствовать!..»
И вот они сидят втроем, каждый на своем излюбленном месте: Вачнадзе за столом, Сельдин, круглый, животастый, с большой чернокудрявой головой, порывистый и стремительный — в громоздком мягком кресле у окна; Гурьев — на кожаном диване. Когда Гурьев шевелится, то слышно, как жалобно гудят и стонут диванные пружины. Вачнадзе уже прочитал записку Кедрина и попросил «главных» высказать свое мнение. Гурьев и Сельдин помолчали, несколько растерянно глядя на директора и друг на друга. Их взгляды, казалось, спрашивали: «Шутишь или серьезно?». Но Вачнадзе упорно ждал, не подавая голоса. Он знал, сейчас разгорятся страсти, и знал, почему именно они разгорятся, — ночь не прошла для него даром. И отзвуки этих страстей он сразу же уловил в голосе Гурьева, когда тот заговорил.
— Я не думаю, — тщательно подбирая слова, медленно и даже вяло начал Гурьев, — что вы, Лазарь Ильич, вызвали нас для того, чтобы мы занимались этой… этой, извините, мальчишеской выходкой нашего уважаемого Алексея Константиновича. Кедрин растущий и подающий большие надежды мастер. Он будет, несомненно, крупным специалистом в производстве горных работ. Но это — в будущем. До этого еще нужно много учиться, расти…
Гурьев передохнул, облизнул кончиком языка губы и, внимательно посмотрев на Сельдина и Вачнадзе, более решительно продолжал:
— Прошу понять меня правильно. Свое мнение я высказываю совершенно беспристрастно. Для меня все равно, кто бы ни подал мысль применить на практике новый метод бурения. Я позволю себе напомнить вам, Лазарь Ильич, и вам, уважаемый Роман Иванович, приказ, некогда подписанный директором конторы бурения, в котором в категорической форме требовалось пресекать все нарушения технологического режима бурения, а виновных строго наказывать. До сего дня мы придерживались этого приказа и, смею надеяться, что только благодаря ему избежали ряда аварий и осложнений на буровых…
— Их и сейчас не меньше, аварий и осложнений, — заерзав от нетерпения в кресле, буркнул горячий по натуре Сельдин.
Гурьев с осуждением покачал головой и, не ответив на реплику геолога, продолжал:
— Я сам лично неоднократно наказывал бурильщиков, вопреки геолого-техническому наряду ведущих бурение с помощью воды. Вы, наверное, помните случай с бурильщиком Климовым? Мне было жаль его. Климов считается в коллективе одним из опытнейших бурильщиков, но я не посмотрел даже и на это — я честно выполнил приказ, подписанный директором… И вот нам советуют внедрить в производство то, против чего мы боролись… Если бы, так сказать, это касалось лично меня, моего авторитета и так далее, я нашел бы в себе достаточно ума не обратить на это внимания, но когда дело касается государственных интересов, я не могу подобное предложение принять серьезно…
— Фр-р, — фыркнул тихо главный геолог. Гурьев нахмурился, но упрямо не замечая выходок Романа, продолжал высказываться:
— Поэтому считаю, метод бурения, предложенный Кедриным, заслуживает самого сурового порицания. Что же касается Кедрина, то мое мнение таково — отстранить его от руководства работами на новой площади.