Галина слышала последние слова, но промолчала.
— Мысль, думается мне, стоит внимания, — начала она, когда они втроем уселись вокруг стола. — Вот я и хочу выслушать ваше мнение…
Галина рассказала о том, о чем они с Вачнадзе и Сельдиным говорили вчера так долго и подробно, разбирая детали нового способа бурения.
— Ваши возражения? — кончив разъяснения, обратилась она к мастеру и запнулась: глаза Анохина смеялись, смеялись безудержно, торжествующе. «Ага! А что я говорил?!» — кричали они.
— Почему вы молчите, Василий Митрофанович? — спросила Галина, вглядываясь в веселые глаза мастера. Анохин отвернулся, сцепил длинные худые пальцы, и хрустнув ими, проговорил:
— Видите ли, Галина Александровна, я считал вас, простите за откровенность, умным человеком и не ожидал, что вы предложите такой способ бурения… Но, к сожалению, это не новинка. Многие бурильщики понесли суровое наказание за этот же самый способ… Нет! — Анохин пристукнул ладонью по столу. — И еще раз нет! Пока я хозяин на буровой, этого я не допущу.
— Почему? Вы иронизируете, но дельного ничего не предлагаете.
— Почему? Да потому, что мне не хочется очутиться перед прокурором, уважаемая Галина Александровна. Мне больше нравится гулять на свободе.
— Ну, а вы, бурильщик? — спросила она у молчавшего до сих пор Курнаевского-Курнаковского. — Что скажете?
Галина напряженно всматривалась в некрасивое лицо бурильщика и ждала ответа. Много человеческих лиц видела она, но такое ей пришлось встретить впервые. И почему-то сейчас, ожидая ответа, она неожиданно подумала: «Это лицо запомнится мне на всю жизнь». Низкий лоб, нависшие клочковатые брови над маленькими глазами, круглый красный нос, напоминающий молодую картофелину, широкий рот, через всю правую щеку тянется сизый рваный шрам. И все-таки в этом некрасивом, изувеченном лице было что-то привлекательное. Что же? Ну, конечно, глаза! Прозрачные, как родниковая вода, и смотрят на все так спокойно, пытливо и умно…
— Я согласен с предложением, — неожиданно проговорил глуховатым голосом Курнаевский-Курнаковский. — Дельное предложение. Его необходимо внедрить. Я первый возьмусь за это. Ребята тоже поддержат, если объяснить им… А вы неправы, Василий Митрофанович. Верно говорит Галина Александровна, вы упражняетесь в иронизировании, но дельного ничего не сказали. Мы топчемся на месте, а вы не замечаете этого.
Обычная выдержка изменила Анохину. Поглядывая злыми глазами то на Галину, то на бурильщика, он, заикаясь, заговорил:
— П-пока я х-хозяин на буровой, я не допущу никаких сомнительных опытов… Эт-то прямой п-путь к ав-аварии… А вы, Курниковский, будете делать то, что я прикажу!… — Анохин шумно отодвинул скамью и направился к выходу.
— Нет, не все! — крикнула ему Галина и так же, как Анохин, прихлопнула ладонью по столу. — Будет так, как прикажу я, начальник участка!
Анохин круто повернулся к ней:
— Вот как? Хорошо. Делайте все, что вашей душе угодно, а я умываю руки… Будьте здоровы!
— Привет, товарищ Анохин! Можете отправляться в контору и доложить Вачнадзе, что я временно освободила вас от работы…
Растерявшийся Анохин потоптался у порога, потом зло выругался и, хлопнув дверью, вышел.
— Зря вы погорячились, Галина Александровна, — проговорил спокойно наблюдавший за этой сценой Курниковский. — Вздорный человек… Он на все способен, ни перед чем не остановится…
— Вернется, — махнула рукой Галина и уже спокойнее добавила: — Без этого нельзя… Вас как звать?
— Михаил Григорьевич.
— Без этого нельзя, Михаил Григорьевич. Давайте поговорим о деле. Идите пригласите ребят.
Бурильщик вышел. Галина прошлась по будке. Остановилась и упрямо повторила:
— Нет, без этого нельзя!..
Вачнадзе просматривал радиограммы. Удивился: из Соленой Балки было пять радиограмм и все об одном и том же — с просьбой ускорить отправку продуктов. И под каждой подпись: Кедрин.
«В чем дело? Я же приказал Куцыну еще несколько дней назад поспешить с этим, — раздражаясь все больше и больше, думал Вачнадзе, перечитывая радиограммы. — Неужели Куцын забыл?»
Не глядя, поднял трубку внутреннего телефона. Ответил Куцын.
— Слушает Куцын, кто просит?
Голос был веселый, видимо, Андрей Гаврилович только что смеялся, с кем-то разговаривая. И Вачнадзе закипел.
— Вачнадзе говорит, — буркнул он в трубку. — Зайдите ко мне.
Куцын вошел бочком, робко.
— Садитесь, — кивнул на стул Вачнадзе и, когда Андрей Гаврилович пристроился на краешке стула, положив маленькие ладошки на колени, протянул телеграммы из Соленой Балки. — Читайте. В ваш адрес.