…Что поделывает сейчас Алексей? Отдыхает или находится на буровой? Как он воспримет приказ Никиты? Не взбунтует, приняв его за «месть» мужа Галины? Ах, Алеша, Алеша, как хочется быть сейчас с тобой! Милый мой медведь, думаешь ли ты обо мне так же, как я о тебе — каждую свободную минутку?..
У ярко освещенной витрины магазина Галина остановилась. Из-за зеркального стекла глянула на нее печальными нарисованными глазами кукла, сделанная в рост человека из папье-маше, одетая в богатую котиковую шубу и длинное вечернее платье из панбархата. Узкая ее ладонь с красными ногтями на пальцах была просительно сложена ковшиком и протянута вперед. С непонятной горечью Галина подумала: «Такая богатая дама, а просишь… Чего просишь, глупая?»
Мимо прошла парочка. Знакомый голосок пропел:
— Добрый вечер, Галина Александровна.
— Добрый вечер, — не узнавая женщины, ответила Галина и посмотрела вслед удалявшейся паре. Узнала: секретарь Вачнадзе. «Не человек, а зверь», — говорит о ней Лазарь… Прогуливается. С милым? С мужем?.. Мужчина что-то спросил свою спутницу. Та ответила. Галина разобрала:
— А Гурьев остался…
В сердце что-то кольнуло: больно, знобко. И опять против своей воли она подумала о Никите, вспомнила его таким, каким увидела сегодня. Лицо у Никиты постарело, под глазами набрякли болезненные мешки, кожа лица — какого-то серовато-желтого оттенка. Что с ним? Болен? Что он делает сейчас один в большой пустынной квартире?
И вдруг Галина поймала себя на том, что ей жалко Никиту, что думает о нем так, будто между ними ничего не произошло, что ей даже хочется зайти в свою бывшую квартиру, может, сказать Никите что-то ласковое и доброе…
…Тихо падал снег, где-то из репродуктора струилась музыка, на сердце было печально и грустно. И еще была растерянность, расслабляющая и неприятная…
Настя еще не ложилась, ждала ее. Сидела у стола, подперев щеку рукой, и сразу же встрепенулась, как только вошла Галина.
— Наконец-то, — проговорила она. — А снегу-то, снегу на тебе сколько! Раздевайся, я пойду стряхну в сенях.
— Спасибо, Настенька, я сама.
— Давай, давай, чего уж там… Пей чай — горячий. Погрейся.
— Не хочется, Настенька. Устала я что-то.
Вернувшись из сеней, Настя повесила пальто Галины на вешалку, посмотрела на подругу и, вздохнув, сказала:
— К тебе тут нарочный приезжал, записку привез. Посмотри под клеенкой…
Галина достала грязный клочок бумаги и с тревогой прочитала:
«Приезжайте немедленно, отказал второй турбобур. Бурить нечем. Анохин».
Наблюдавшая за Галиной Настя ласково спросила:
— Что-нибудь случилось, Галюша? На буровой?
Галина пожала плечами.
— Ничего не понимаю. Два турбобура из строя вышло. За одну смену!..
— Поедешь?
— Нужно ехать, Настенька… Поеду.
Галина скомкала записку и поднялась со стула.
…В культбудке находились двое — Анохин и Курниковский. Мастер, положив руки на стол и голову на руки, спал, тихо всхрапывая. Курниковский, откинувшись к стене, уставшими от бессонницы глазами смотрел куда-то в потолок и, трудно морща свой низкий лоб, думал о чем-то невеселом. Он не двинулся с места, когда вошла Галина, только медленно перевел на нее глаза, да пошевелил бровями.
Галина тихо спросила:
— Давно сидите?
Курниковский кивнул большой головой и нехотя, с усилием ответил:
— Порядочно.
— Почему вышли из строя турбобуры?
— Спросите у мастера.
Галина посмотрела на Анохина и громко позвала:
— Василий Митрофанович! Проснитесь!
Анохин вздрогнул и быстро поднял голову. Протирая кулаками заспанные глаза, зевнул, улыбнулся.
— Соснул немножко. Сморило.
Галина дружелюбно сказала:
— Вы похожи на большого ребенка, Василий Митрофанович… Ну, рассказывайте, что у вас здесь происходит.
Анохин неторопливо закурил, с видимым наслаждением затянулся и, сложив губы трубочкой, выпустил длинную струю дыма.
— Бурили водой, — наконец заговорил он, не глядя на Галину. — Через час после начала смены перестал работать один турбобур. Его заменили. С другим случилось то же.