Не спит Алексей. Ходит по маленькой комнатушке — семь шагов от окна к двери, семь шагов обратно — и думает, думает… За ним вьется сизый табачный дым, слоями заполнивший пространство комнаты, огромная тень мелькает по стене — туда и обратно, туда и обратно… Разве он, мастер, работал меньше, чем Клещов, Никуленко? Конечно, трудно вдали от родных и близких, от домашнего уюта, от города, — трудно, слов нет! Но ведь каждый знал с самого начала, что не на курорт едут, а в степь, работать, бороться с трудностями, неизбежными в суровых буднях буровиков… Новый год?.. Да, это праздник для каждого человека, но кто ожидал, что в скважине откроется поглощение? Разве он не дал бы людям заслуженного отдыха, будь все по-другому?.. Все это они прекрасно понимали и понимают… Понимают? Но почему же тогда эти так поступили?
Алексей остановился, свернул новую папироску и, разгоняя дым рукой, прислушался. Из кухни доносилась хриплая протяжная песня. Пели двое. Разобрать слова было нельзя. Пьют… Ну, хорошо же!.. Алексей встряхнулся, расправил плечи, туго обтянутые свитером, и вышел из комнаты.
Он рывком открыл дверь на кухню и остановился на пороге — огромный, тяжелый. В комнате царил самый настоящий разгром. Кастрюли, сковородки, котлы, чугуны, противни перевернуты и разбросаны по полу. На столах и на полу — вилки, ложки, осколки посуды и стаканов, остатки пищи. На скамейках спали пьяные люди, Один из трактористов валялся под столом и, широко разинув рот, громко храпел.
Не спали двое — Никуленко и Пашка Клещов. Перед ними на столе стояли поллитровые бутылки и пустые стаканы. Обнявшись, закрыв пьяные глаза, Пашка и Никуленко охрипшими голосами пели какую-то тягучую песню:
Алексей хлопнул дверью. Никуленко и Клещов повернули головы и невидящими мутными глазами уставились на Алексея.
— Добрый вечер, — стараясь казаться спокойным, проговорил Алексей. — Ну как пьется-гуляется?
Алексей поднял опрокинутый табурет, и пододвинул его к столу.
— Чего молчите? Как гуляется, спрашиваю!
Павло заулыбался.
— Пришел, а? Не выдержал… Тьфу, забодай меня комар, а я думал, не придешь… Слышь, Грицко? Пришел, а? Ха-ха-ха!
Никуленко пьяно замотал большой головой и засмеялся тоже.
— Горилку… горилку пьем, мастер, — прогудел он сквозь смех и закашлялся. — Кха, кха!. Хороша горилка! Кха, кха!..
— Хороша, правильно, Гриша, — поддержал его Павло. — Всех вповалку уложила… Чего глазами хлопаешь, мастер? Аль язык отнялся?
— Да нет, зачем отнялся? Смотрю на вас и думаю — нализались, как свиньи…
— Ха-ха-ха! А что, рази свиньи пьют водку?
— Порося, она животына непьющая… Она горилку не лижить…
— Ясно. Ну, а дальше что же будет? — спросил Алексей, сжимая кулаки.
— Что будет? — Павло навалился на стол. — А то будет, что я скажу, понял ты; сопля рязанская? Ведь ты спроть меня еще кутенок — тяв, тяв, тяв, а тоже корчишь из себя слона… Тьфу! Ты, что же, думал, Пашка Клещов так себе, да? Нет, дорогуша, ошибаешься. В кладовочках-то у вас чисто! А чьих рук это дело? Вот этих рук дело! Они взяли и отправили все ваши каши-маши куда надо… То-то! Знай Пашу! — И Павло со всего размаха грохнул кулаком. На столе зазвенели стаканы, упала бутылка — из нее забулькало.
Стискивая зубы, Алексей спросил:
— А что еще скажешь?
— Что? А на чьем хребте вывозишь свой новый метод? На моем! Вместо трех рейсов я теперь делаю пять… А Гришке почему не даешь заработать? Своим любимчикам руку греешь?.. Хо, он забыл… Я напомню!..
Павло тяжело поднялся и скрипнул зубами.
— Когда я был по некоторым обстоятельствам на Колыме, за такие фокусы вот так я делал. — И неожиданно быстро своей короткопалой цепкой рукой Пашка схватил Алексея за горло. — Задушу суку и выброшу в помойную яму!
Алексей рванулся с табурета.
— Ах, вот как! — вскрикнул он. — Так ты еще, гад, посмел дотронуться до меня?.. А ну-ка, выйди из-за стола! Быстро!!.
Пашка ногой отбросил стул, с грохотом отлетевший к стене, и вышел, подавшись всем телом вперед. Сейчас он походил на хищника, готового к прыжку — тело его изогнулось, подобралось, словно стальная пружина, готовая развернуться; в руке его холодно блеснул нож. Глядя на Алексея сощуренными глазами, словно прицеливаясь, он тяжело дышал и хрипел:
— Я покажу тебе, как командовать Пашей, которого когда-то называли Клещом. Век будешь помнить Панечку Клеща… Я не таких…
Он не договорил. Алексей стремительно шагнул к нему, и вкладывая в руку всю тяжесть своего тела, нанес Клещу удар в подбородок.