Петр запер входную дверь на щеколду и уселся рядом с ней, положив на колени свои большие руки.
Луис Фраина стоял у крошечной стойки и быстро говорил в телефонную трубку по-русски. Он кивал и что-то яростно царапал в блокноте. Официантка, полная женщина лет шестидесяти, подала Натану с Дэнни бутылку водки и корзинку с черным хлебом. Натан налил по рюмке и поднял свою; Дэнни последовал его примеру.
— Будьте здоровы, — произнес Бишоп.
— Как? Тост не по-русски?
— Боже милостивый, конечно нет. Знаете, кем русские считают западных людей, которые умеют говорить по-русски?
Дэнни покачал головой.
— Шпионами. — Натан снова наполнил рюмки. Похоже, он прочел мысли Дэнни: — А знаете, почему Луис — исключение?
— Почему?
— Потому что он — Луис. Попробуйте хлеб. Очень вкусный.
Русская речь у стойки зазвучала громче, затем раздался неожиданно сердечный хохот, и Луис Фраина повесил трубку, подошел к столику и налил себе.
— Добрый вечер, джентльмены. Рад, что вы сумели прийти.
— Вечер добрый, товарищ, — отозвался Дэнни.
— Вы тот писатель. — Фраина протянул руку.
Дэнни пожал ее. Пожатие у Фраины было крепкое, но не настолько, чтобы казалось, будто он пытается что-то доказать.
— Рад познакомиться, товарищ, — произнес Дэнни.
Фраина сел и налил себе еще водки.
— Давайте пока избегать обращения «товарищ». Хотя я прочел вашу работу и в вашей идейной убежденности не сомневаюсь.
— О’кей.
Фраина улыбнулся. Вблизи он излучал тепло, на которое не было и намека в его выступлениях в зале «Свиного брюха», среди восторженных почитателей и приверженцев.
— Западная Пенсильвания, верно?
— Верно, — подтвердил Дэнни.
— Что привело вас в Бостон? Путь неблизкий. — Он оторвал кусочек хлеба и бросил его в рот.
— У меня здесь жил дядя. Но он уже куда-то уехал.
— Он был революционером?
Дэнни помотал головой:
— Сапожником.
— Значит, он мог уехать в хороших сапогах.
Дэнни наклонил голову и улыбнулся.
Фраина откинулся на спинку кресла и помахал барменше. Она улыбнулась и исчезла в задней комнате.
— Давайте есть, — предложил Фраина. — О революции поговорим после.
Они съели салат с уксусом и подсолнечным маслом, который Фраина называл «сведжие овошчи». Затем последовали «драники» — картофельные оладьи, и «жаркое» — говядина, опять-таки с картошкой. Дэнни не знал, чего ожидать, но еда оказалась довольно вкусной, куда вкуснее, чем похлебка, которую каждый вечер подавали в «Свином брюхе».
Ему с трудом удавалось сосредоточиваться на разговоре из-за звона в ушах. Он слышал лишь половину из того, что говорилось, а на другую половину реагировал улыбками или покачиванием головы, когда это казалось уместным. Однако его сильнее отвлекала не частичная потеря слуха: у него, в который раз за последнее время, возникло ощущение, что такая работа ему не по душе.
Сегодня из-за него погиб человек. Он заслуживал смерти, но Дэнни волновало не это. А то, что убил его — он. Два часа назад. Стоял посреди улицы и палил в него, как в дичь. В голове у Дэнни до сих пор звучали визгливые вскрики Федерико Фикары. Он до сих пор видел, как пули входят в его тело: одна — в колено, другая — в зад, третья — в живот. Любое ранение мучительно, но первое и третье — особенно.
И вот прошло всего два часа, а он снова на службе, и служба эта заключается в том, чтобы сидеть за столом с двумя людьми, главное преступление которых, похоже, состоит в чрезмерной горячности.
Вспоминая раненного в зад Федерико (эта картина беспокоила его сильнее всего какой-то своей непристойностью), похожего на затравленного зверя, он на секунду задумался: что привело к тому, что три человека палят друг в друга на улице, рядом с машиной, под завязку набитой динамитом? Бог не мог уготовить подобное даже самым презренным своим тварям. Почему Федерико стал таким? А Тесса? Бог тут ни при чем. Это все человек.
«Я убил тебя, — подумал Дэнни. — Но причины я не убил».
Тут он понял, что Фраина обращается к нему.
— Простите?..
— Я говорил, по вашим манерам не скажешь, что в вас таится такой полемический пыл.
Дэнни улыбнулся:
— Я предпочитаю изливать его на бумагу.
— Разумно. Но почему именно Общество латышских рабочих?
— Не уверен, что понял ваш вопрос.
— Вы американец, — пояснил Фраина. — Вам стоит пройти полмили по вашему городу, и вы найдете ячейку Коммунистической партии товарища Рида. И все-таки вы предпочли оказаться среди восточноевропейцев. Вам что же, неуютно среди ваших соплеменников?