— Что ты сказал?
— …не террористы, черт возьми. Они коммунисты. Они бы с удовольствием посмотрели, как правительство рушится. Согласен. Но они не бомбисты.
— Ты наивен, мой мальчик.
— Пусть так. — Дэнни потянулся к ручке дверцы.
— Дэн.
Маккенна положил ему руку на плечо.
Дэнни ждал.
— За эти два месяца от тебя требовали слишком многого, это верно, Господь свидетель. Но ты уже скоро, совсем скоро получишь свой золотой значок. И все будет замечательно.
Дэнни кивнул, чтобы Эдди отпустил его плечо. Эдди так и сделал.
— Не будет, — произнес Дэнни и вылез из машины.
На другой день в исповедальне храма, куда он никогда раньше не заходил, Дэнни встал на колени и перекрестился.
— От тебя пахнет спиртным, — заметил священник.
— Потому что я пил, отче. Я бы поделился, но бутылка осталась у меня в квартире.
— Ты пришел исповедаться, сын мой?
— Не знаю.
— Как ты можешь этого не знать? Либо ты грешил, либо нет.
— Вчера я стрелял в человека, и он умер. Возле церкви. Думаю, вы об этом уже слышали.
— Да, я слышал. Этот человек был террорист.
— Да. Я попал в него три раза. Пытался попасть пять, — уточнил Дэнни, — но два раза промазал. Вот в чем штука, отче… Вы ведь мне скажете, что я поступил правильно. Да?
— Лишь Господь…
— Тот человек хотел взорвать церковь.
— Ты поступил правильно.
— Но он мертв. Я стер его с лица земли. И я не могу избавиться от ощущения…
Последовало долгое молчание, оно казалось еще более долгим, потому что это была церковная тишина, здесь пахло ладаном и мылом, здесь все было обито толстым бархатом и темным деревом.
— От какого ощущения?
— Что мы, я и этот парень, которого я убил, мы с ним в одной лохани. Понимаете?
— Ты выражаешься туманно.
— Простите, — сказал Дэнни. — Я о большой лохани дерьма, черт побери. Ясно? И в ней…
— Выбирай выражения.
— …в ней не живут ни богатые, ни власть имущие, так ведь? Туда они скидывают все отбросы, о которых не желают думать. И суть в том…
— Ты в храме Божьем.
— …суть в том, отче… От нас требуется, чтобы мы вели себя как паиньки и просто уходили, когда надобность в нас отпадает. Принимали то, что они нам дают, пили это, ели это, ходили ради этого на лапках и повторяли: «Ммм, еще, пожалуйста. Спасибо». И знаете, отче, с меня хватит, черт дери.
— Сейчас же уходи.
— Ухожу. Вы со мной?
— Полагаю, тебе следует протрезветь.
— А я полагаю, что вам следует вылезти из этого мавзолея и увидеть, как на самом деле живет ваша паства. Вы давно это делали, отче?
— Я…
— Хоть когда-нибудь делали?
— Садитесь, пожалуйста, — произнес Луис Фраина.
Было едва за полночь. С инсценировки покушения прошло три дня. Около одиннадцати Петр Главяк позвонил Дэнни и назвал ему адрес одной пекарни в Маттапане. Когда Дэнни прибыл, он вышел из машины и махнул рукой, указывая в переулок между пекарней и портновским ателье. Дэнни двинулся за ним; они обогнули дом, вошли в него с заднего хода и вскоре попали в складское помещение. Луис Фраина ждал их, сидя в деревянном кресле; напротив стояло точно такое же.
Дэнни сел, оказавшись настолько близко к этому невысокому темноглазому человеку, что мог бы протянуть руку и коснуться его аккуратно подстриженной бороды. Фраина не сводил глаз с лица Дэнни. Это были не сверкающие глаза фанатика. Это были скучающие глаза зверя, который давно привык, что за ним охотятся. Он скрестил ноги и откинулся в кресле.
— Расскажите мне, что случилось после того, как мы уехали.
Дэнни ткнул большим пальцем за спину:
— Я уже рассказал ему и Натану.
Фраина кивнул:
— Теперь расскажите мне.
— А кстати, где Натан?
Фраина повторил:
— Расскажите мне, что случилось. Кто был этот человек, который пытался меня убить?
— Я не узнал, как его зовут. Даже не говорил с ним.
— О да, судя по всему, он прямо-таки призрак.
Дэнни произнес:
— Я попытался выяснить. На нас сразу же напала полиция. Нас бросили в машину и отвезли в участок.
— В какой?
— На Роксбери-кроссинг.
— И по пути вы не обменялись с ним парой любезностей?
— Пробовал. Он отмалчивался. А потом фараон велел мне заткнуть поддувало.
— Так он и сказал? Заткнуть поддувало?
Дэнни кивнул:
— Грозился, что сам заткнет его своей дубинкой.
Глаза Фраины блеснули.
— Яркая картина.
Пол усыпан мукой. Пахнет дрожжами, сахаром, плесенью. Вдоль стен — большие жестянки, иные в человеческий рост; между ними свалены мешки муки и зерна. Голая лампочка покачивается на свисающей с потолка цепочке, освещая центр комнаты и оставляя большие участки тени, где попискивали грызуны. Печи, видимо, выключили еще в середине дня, но в помещении до сих пор жарко и душно.