7
Уж и не помню, каким образом я оказался в нашем городском универмаге, поднялся на третий этаж. Я нехорошо себя чувствовал. Кажется, у меня поднялась температура: кружилась и болела голова, в глазах иногда отвратительно темнело, и в такие моменты слабели ноги; приходилось останавливаться, чтобы не упасть. Чуть лучше мне стало у отдела с манящим названием "Сделай сам".
Как ни странно, до этого мне еще ни разу не приходилось убивать людей. Более того, в то время я даже не знал, как именно люди обычно убивают друг друга. Я был молод, немного волновался, и мне совершенно не с кем было посоветоваться.
Продавщица - девушка с льняными волосами, приятная девушка в салатном коротковатом халате, - равнодушно взглянула на меня, когда я было подошел к ней, чтобы задать мучивший меня вопрос. Счастье, что я вовремя остановился...
Одним словом, шел страшный ливень, когда я снова оказался на улице. Ударил гром, ослепительно сверкнула молния. На Спасской башне далекого города куранты неслышно отбивали 21.00. Из-за угла дома напротив я следил за выходом из кафе. Не стану лгать, я не помню, как этот человек вышел на улицу, как началось, а потом и закончилось преследование, когда подошел он к своему дому - небоскребу из стекла и бетона им. товарища Хрущева. Было темно, шел снег, я едва переставлял ноги, мысли путались; не знаю, как мне удалось не потерять сознание.
Старик, пошаркав ногами по решетке, счищая с подошв налипшую грязь, открыл дверь и скрылся за нею. Спустя несколько секунд я тоже вошел в подъезд, нащупывая в кармане полученный от продавщицы гвоздь. Шаги раздавались этажом выше. По полутемной лестнице я поднимался за ним.
Шаги смолкли. Он стоял на площадке перед своей дверью, доставая из кармана ключи. Заметив квартиру, я отошел в тень. Дверь раскрылась; подонок вошел в прихожую, хлопнув за собой дверью.
Странно, что до самого последнего мгновения я ни разу хорошенько не задумался, как именно выполню свое ужасное намерение. Вот я купил гвоздь и молоток, а как же войти к нему в дом, как приблизиться к этой сволочи на необходимое для удара расстояние?
Стащив с головы шапку, я завернул ее в целлофановый пакет и туго обвязал бечевою. Пошел наверх. Звонка на стене не оказалось. Я постучал, сначала тихо, а затем погромче.
Из-за двери долго никто не отзывался. Только вдруг мне показалось, что он стоит за дверью, с той стороны, в своем темном коридоре, и слушает. Я так и видел его: толстый, в расстегнутом на пузе пиджаке, потный, он слушает и боится, - приник ухом к двери и чешет сквозь рубашку волосатую грудь. Мы долго стояли так - я на лестнице, он в коридоре - и слушали, одинаково и почти одновременно облизывали губы и прикрывали глаза, чтобы лучше слышать. Он первым не выдержал и открыл свою дверь, оказавшуюся почему-то на цепочке.
8
- А чего это у вас дверь на цепочке? - спросил я.
- А что, нельзя? - он достал из кармана бутерброд с сыром, откусил половину и сопя задвигал челюстью, глядя на меня исподлобья. Глаза у него были карие, чересчур близко посаженные друг к другу.
- Я вас спрашиваю, вы чего дверь-то на цепочку закрыли? - снова спросил я.
- А вот просто так, - ответил он.
- Как это "просто так"?
- А вот так, - он рассмеялся, но тут же поперхнулся и закашлялся, плюясь бутербродом мне прямо в лицо.
Я сказал ему следующее:
- Просто так даже кошки не родятся.
И повторил:
- Для чего это вы здесь все двери на цепочки позакрывали? А?
И вытер лицо рукавом, не спуская с него напряженного взгляда.
- Вот прицепился, настырный какой, - выдавил тот сквозь кашель, плюясь и плюясь; даже странно, сколько этого бутерброда смог он запихать в свою пасть за один укус.
- Я вас в последний раз спрашиваю, дрянь вы эдакая: для чего это вы двери на цепочку закрыли?
Он кашлял и плевался, плевался и кашлял. И смотрел на меня как-то угрюмо, как будто с каким-то затаенным недоверием.
- Вам что, замка мало?
Силы мои были на исходе. Чтобы не упасть, мне приходилось держаться за стену.
- Мало, - отрезал он, снова куснул бутерброд и снова закашлял.
Разве это ответ? Сразу видно недалекого человека.
Он кашлял.
- Считаю до трех, - сказал я. - Ра-аз...
Он начал загибать свои потные пальцы, похожие на сосиски.
- Два-а, - сказал я.
Он загнул второй палец.
- Два с четвертиной...
Он поколебался и чуть согнул третий палец.
- Два с половиной.
Толстяк согнул палец наполовину.
- Два с половиной и четвертиной.
Палец его уже почти касался ладони.
- Ну что, будешь говорить или нет? Я ждать больше не стану. Говори быстро, дрянь! Если не скажешь... А хотя, наплевать. Я, собственно, по другому поводу пришел.
Толстяк облегченно выдохнул и провел рукою по лбу. Видно было, что он уже не на шутку перепугался.
Я молча протянул ему обмотанный бечевою пакет.
9
- Что это?
- Это шапка, - ответил я и вдруг подумал, что лучше бы мне говорить измененным голосом, чтобы он не признал во мне недавнего посетителя своего кафе.
- Примите, пожалуйста, - сказал я измененным голосом.
- Что это у тебя с... - он не договорил и сосиской указал на свое горло, глядя на меня подозрительно.
- Мутация голоса.
- Угу, - сказал он и обратился к пакету. Впихнув в рот остаток бутерброда, он принялся исследовать пакет: шелестел целлофаном, смотрел на свет, мял, щупал, откусывал кусочек и задумывался, жуя и как-то особенно профессионально цыркая зубом. Я терпеливо ожидал окончания экспертизы.
- Нет, - покачал он, наконец, головой.
- Не принимаете?
- Нет, - ответ был краток.
Я знал, как поступить: достал из кармана приготовленную мелочь и протянул в щель. Деньги мгновенно исчезли за дверью, но в глазах старика по-прежнему сквозило недоверие.
- Завтра приходи, мы работаем с десяти. Прямо в десять ноль-ноль приходи, я сразу приму у тебя. Без очереди.
- Вот как раз завтра к десяти я и не могу. Дело в том, что я учусь. То есть я студент. И у меня как раз завтра ответственное занятие. То есть экзамен.
- Может, все-таки завтра?
- Возьмите сейчас; у меня, я вам объясняю, завтра совершенно не будет времени... Шапка-то хорошая, дорогая, - солгал я.
- Ладно, - старик сбросил цепочку и распахнул дверь. - Входи.
Я прошел за ним по длинному, темному коридору в комнату, в которой на изогнутых ножках стоял круглый стол, несколько стульев, просиженный диван. Два портрета - какой-то на удивление неприятной старухи в чепчике и мужчины болезненного вида, с бородой и впавшими щеками а la великий русский писатель прошлого Достоевский - бросились мне в глаза.
- Чего так-то завязал, - сказал толстяк раздраженно, дергая бечеву. Ладно. Ты тут развязывай, а я пойду номерок принесу.
Бросив пакет на стол, старик вышел из комнаты.
Я живо шагнул следом, доставая из карманов гвоздь и молоток.
Старик внезапно возник в дверях.
- Слышь, а это у тебя не заразное?
- Что именно? - спросил я его, недоумевая.
- "Что-что"?! Ну, с горлом, мутация...
- Да что вы, конечно же, нет! - поспешил я успокоить его. - Это с возрастом проходит, батенька!