Джеймс прищурился, разглядывая тело и слушая пояснения криминалиста. Его взгляд вновь задержался на рваных ранах, и он, пытаясь скрыть свое нетерпение, бросил вскользь:
— Дикие звери, значит? Но у нас тут не сафари-парк, — Джеймс на секунду перевел взгляд на место преступления, пристально оглядывая промерзлую землю. — Тут что-то не так. Это не просто неудачное стечение обстоятельств.
— Одинокие особи вполне еще могут бродить по округе, — пожал плечами мужчина, и замечание это было вполне справедливым.
— Ноябрь на дворе. Думаю, даже медведям уже не хочется морозить свои мохнатые задницы.
Криминалист хмыкнул, продолжая делать в блокноте пометки. Однако, увидев напряженное выражение детектива, вздохнул:
— Джеймс, вы, как всегда, слишком подозрительны. Эти порезы… Да, это может быть результат нападения животных. Неприятно, конечно, но бывает.
Детектив Сэвидж всегда находил ироничным такой парадокс: люди часто пытаются определить, какая смерть в порядке вещей, а какая выходит за грань, хотя любое лишение жизни, по сути своей бесчеловечно и аморально.
Однако Джеймс прекрасно понимал, что это лишь попытка отмести самое худшее из возможных вариантов. Сама мысль о жестоком убийце в столь тихом городке пугала местных жителей, привыкших к унылому умиротворению. Эйберсвуд не был невинным — он знал и кровь, и беспощадность в былые времена, когда полнился разнорабочими разной расовой принадлежности. А ведь тогда нравы были куда жестче. Однако все это смылось годами вместе с былым процветанием. Теперь любое потрясение, выходящее за рамки общественной нормы, могло стать губительным. Как организм, не привитый к новой болезни, так и город, отвыкший от жестокости, может погрузиться в пучину отчаяния, которая приведет его к смертному одру.
Джеймс чувствовал внутри почти болезненное предчувствие. Несмотря на, несомненно, ужасную трагедию, он видел в этом… шанс. Это была его возможность доказать, что он не просто обычный детектив в маленьком городке. Что-то здесь ему подсказывало: если это не обычное дело, значит, у него есть возможность сделать что-то по-настоящему важное. Он прекрасно знал отношение коллег к нему, что многие считали его простаком, что его карьера так и застыла на одном месте, но… может, сейчас все изменится.
— Я просто предлагаю не отметать альтернативы, — сказал он наконец, стараясь говорить ровно. — Кто знает, может, это то самое дело, что выведет нас из рутины.
— Думаю, все версии стоит обсудить уже когда будет заведено дело и будут предоставлены отчеты, мистер Сэвидж, — в голосе Патрика сквозила мрачная обреченность. — Но, если это все же не несчастный случай и не неумелая попытка замести следы домашнего насилия… Да поможет нам Бог — у Эйберсвуда во истину начались тяжелые времена.
Запись от 29.05.хххх
«Сегодня впервые меня вывели на улицу. Ну как вывели. Вывезли, с трудом усадив в инвалидное кресло. Чувствовал себя неловко, когда медсестра Кэри (она сама разрешила себя так называть) катила меня по коридору, как немощного старика. Но был рад смене обстановки. А то палата, обследования и обратно.
Погодка стояла замечательная. Уже все расцвело и позеленело. Когда я попал в больницу стоял еще гололед и заморозки. Такое чувство, что два месяца просто выпали из жизни, как один длинный и краткий миг… Не знаю, как это правильно описать. Вообще ощущение времени в последнее время странное. Не бывало со мной раньше такого.
Это касается и моей памяти. Иногда в голове проскакивают странные картинки, очень похожие на воспоминания. Хотя больше похоже на сны наяву. Какие-то яркие моменты, которые не помню, чтобы проживал. Может, это и есть то самое, когда "жизнь пролетает перед глазами"? Правда очень медленно и с сильной задержкой. Авария-то была уже давно. А такое обычно видят перед близкой кончиной.
А ведь этот поток мыслей из-за того, что в саду увидел бабочек. И почему-то в этот момент возникло яркое ощущение, ностальгия… Будто раньше я увлекался этим. Выращивал, изучал их, наблюдал за ними… Конечно, как и многие мальчишки, я наверняка ловил жуков в детстве. Но почему-то это наваждение вызвало у меня сильную… тоску, наверное. Нужно будет спросить у матери, действительно ли было такое. Она должна же хранить всю ту детскую хрень, как обычно поступают все родители.