Короткий особый стук в дверь предупредил их о возвращении Кайла. Едва Ройс повернулся — помощник уже стоял на пороге. За ним маячил какой-то нервный и испуганный тип, судя по сумке с инструментами и внешнему виду, тот самый цирюльник, которого они ждали.
— Вот, Ройс, уж что есть, — Кайл подтолкнул своего «протеже», чтоб не топтался на пороге и его самого не задерживал.
— Хорошо, — кивнул он, посмотрев на ремесленника, тот совсем сник, заметив их оружие, с которым команда не расставалась теперь никогда. — Вам здесь хватит света для нормальной работы? — поинтересовался, отвлекая человека, а то еще руки затрясутся, кто тогда приемлемый результат гарантирует?
— Смотря для чего, милорд, — голос цирюльника дрожал, но поклонился он исправно и ловко. — Если шить кого-то, то маловато будет…
Ройс хмыкнул, оценив. Видно ремесленник решил, что кого-то ранили в драке.
— Нет, нам парня в приличный вид привести надо: постричь, побрить толково, — внес ясность.
Сам он не решался Марти брить, а малец диковато кидался в сторону, когда Ройс предлагал ему побриться самому. Да и неуверен он был, что стоит доверять парню бритву… уж очень непредсказуем Марти сейчас. То ясный разум, спрашивает про родных, про состояние дел в государстве, арбалет уверенно в руках держит, то, словно дикий зверь, людей чурается. И что толкает его из одного состояния в другое, Ройс никак не мог уловить.
Цирюльник явно расслабился и даже приободрился.
— Тогда справимся. Если посадим вашего парня у окна. Подвинетесь, милорд? — он даже приосанился, похоже, возвращая себе контроль над собственными нервами.
— Организуем вам все необходимое, — кивнул Ройс, и пошел в соседнюю комнату поднимать Мартина.
Пора приводить принца в надлежащий его статусу вид.
Горячая вода обжигала руки. Пар поднимался вверх, заставляя ее мучиться от удушающей влажности, затягивал все вокруг плотным белым полотном, лишая ущербную и той малости зрения, которой одарила Пресветлая. Приходилось работать наощупь и молиться про себя о том, чтобы не разбить ни единой чашки или тарелки. Выплачивать хозяину их стоимость она себе не могла позволить — мизерное жалованье посудомойки. Чудо, что жена хозяина когда-то приметила ее на рынке и пожалела побирающуюся полуслепую нищенку без роду и племени.
На лице выступила испарина, из-за чего короткие пряди слипались и падали на лицо, щекоча и мешая. Но руки были заняты тарелками, которые нужно скорее отмывать — поток посетителей в таверне мастера Тарга не спадал. И хорошо, конечно, у нее работа есть благодаря этому.
Поговаривали, что за пределами столицы все куда хуже и с работой, и с благосостоянием людей. После проклятого переворота люди нищали с катастрофической скоростью, слишком много новых налогов ввела нынешняя правительница. А земля почти перестала приносить урожай. Вместе со смертью Правящего дома и принцессы, на Мирту разом навалилась засуха…
Половину лета все молились о дожде. Но когда тот пришел, поначалу показавшись спасением, небо затянуло тучами на три десятка дней. И лило настолько сильно, что Триша не знала, где найти сухое место для ночлега. Простыла тогда так, что до сих пор не прекращала кашлять. Несколько дней провалялась в какой-то подворотне с жаром, не понимая, кто она и где. Чудом выкарабкалась, до сих пор в голове все туманное, события и места путались порядком, перемешивались в какой-то чудной последовательности. Не могла толком ничего вспомнить, только отдельные картинки, лица… Лекарь, которому показывала ее мистрисс Тарг, сказал, что такое бывает, сильный жар повреждает разум. А у Триши и так были проблемы, судя по практически отсутствующему зрению. Белесоватая мутная пленка затягивала глаза — тоже результат воспаления, наверное, перенесенного в детстве… Это не Триша видела, лекарь сказал, а она запоминала. А вот болела или нет, не могла вспомнить. Да и кто сироте расскажет о прошлом?
Но сейчас не о том. Мирта Пресветлая!
И, словно засухи с последующими ливнями было мало, после налетела саранча, уничтожив то малое, что вообще осталось из урожая. Мирта погибала, явно намереваясь погрести с собой и всех своих детей.
Но Триша не могла сетовать на родной мир — ей тоже не по нраву была новая власть. Если бы принцесса осталась жива, она могла бы выстоять долгую очередь ожидания ее аудиенции и просить об исцелении… Тогда бы у нее остался шанс видеть. Теперь же Триша обречена навсегда побираться почти незрячей, а со временем и вовсе утратить то небольшое пятно размытого света, которое еще воспринимали ее глаза, если верить тому же лекарю.