«Господи, прости…»
Еще раз бессильно взмахнул рукой.
«В руки твои предаю…»
Словно за ноги кто ухватил капитана Ефимова, потянуло ко дну. В широко открытый, задыхающийся рот булькнула вода.
Пан Зелинский прячет голову в воду, руки словно мельничные крылья мелькают. Жужжат пули вокруг пана Зелинского. Окрашивается вода кровью из простреленного бока. Мокрая одежда тянет ко дну, мешает плыть.
Максим не выдержал:
— Черт с ним, кончайте скорей!
Сразу грянуло несколько выстрелов. Пан Зелинский скрылся под водой.
Отряд из Вязовки возвращался к обеду. Издалека увидали — на борту парохода стоит Максим с салфеткой в руках.
— Максим Иваныч дожидает. Хорошо закусить и выпить после трудов праведных.
До парохода осталось шагов пятьдесят. Максим взмахнул салфеткой, и прямо в лицо отряду горячим дождем плеснули пулеметы.
— Подобрать оружие! Снять амуницию! Столкнуть тела в воду.
С парохода бросились подбирать оружие и тела убитых.
К вечеру возвращался отряд из Чусовки. На борту опять дожидает Максим.
И опять белая салфетка под мышкой. Все ближе и ближе отряд. Алеют под заходящим солнцем фуражки польских гусар.
Максим перегнулся через борт, прикинул глазами расстояние. Взмахнул салфеткой. В упор отряду затакал пулемет. Люди бросились бежать. Со стоном падали, вставали, опять бежали и снова падали, ползая по земле в предсмертных корчах.
Когда на берегу не оставалось бегущих, пулемет замолчал. С парохода спустились подбирать оружие…
Утром на пароходе взвился красный флаг.
На капитанском мостике Максим в солдатской рубахе защитного цвета. На груди у Максима красный бант, любовно приколотый горничной Анютой. Рядом с Максимом артиллерист Коротков и лоцман. Красные бантики и у них. Сочный, играющий радостью бас бородатого лоцмана будит раннее, тихое утро.
— Отдавай носовую!
— Есть!
— Ти-ха-ай!.. Пол-на-ай!..
На Сизовской пристани несколько вооруженных повстанцев зорко всматриваются и вверх и вниз по реке, — не покажется ли вражеский пароход.
— Война, братцы, пошла всамделишная.
— Самая всамделишная.
— Покрошили мы их…
— Своих тоже шибко легло.
— Что поделаешь, не бывает без этого.
— Большак-то бритый, вот леший, так и прет, так и прет, ровно больше всех ему надо.
— Что говорить, генерал…
Снизу показался пароход. Присмотрелись мужики.
— Гляди, паря, пароход снизу.
— И то пароход.
Зорко всматриваются из-под широких ладоней.
— Гляди, гляди, красный флаг на пароходе!
— Красный, братцы.
— Скачи, Петьша, в штаб.
Мужики рассыпались по берегу цепью. Из-под обгорелой груды барки торчит пулемет.
Верхами прискакали штабники, пришли на пристань. Димитрий смотрит в бинокль.
— Что за черт! Не ловушка ли!
— Да вить красный флаг.
— Мало ли что…
Бодрых узнал пароход.
— Товарищи, да это «Коммерсант».
Вглядывается Димитрий.
— Да, да, «Коммерсант».
Пароход подходил все ближе и ближе, давая громкие и, казалось, радостные гудки. Отчетливо видны люди на палубе. Можно рассмотреть красные бантики на груди у людей.
— Что за черт, ничего не пойму! Откуда красным взяться?
Димитрий гонит прочь радостную мысль, что в городе переворот, а самого так и подмывает.
— Красные! Красные!
С парохода машут фуражками, кричат ура. На капитанском мостике, рядом с бородатым человеком, стоит высокий, бритый, с таким знакомым лицом. Киселев напрягает память. Где, когда видел это лицо? Что за черт, да ведь это официант с парохода. Да. Да. Да.
Димитрий обернулся к толпе.
— Товарищи, это наши, я узнал человека!
— Ура!
Со всех сторон сбегаются мужики к конторке. С капитанского мостика несется зычный голос бородатого человека:
— Ле-ва-ай… Ти-ха-ай!.. Сто-оп!..
Максим Иваныч спустился с парохода, мельком оглядел толпу, увидал Димитрия. Заиграла радостная улыбка на бритом лице.
Прямо к Димитрию.
— Как вы старший товарищ, то извольте принять рапорт…
Руку под козырек и чеканно, по-военному:
— Восставшим экипажем парохода «Коммерсант» пароход взят. Войска неприятеля разбиты. Взято в плен четыре пушки, семь пулеметов, семьдесят два ружья, тридцать семь шашек и прочая амуниция. Двадцать два неприятеля присоединились добровольно.