Когда большой звёздно-полосатый боевой флаг «Йорктауна» соскользнул с мачты, люди на лётной палубе начали пробираться на корму, где с правого борта уже спускали канаты с узлами и грузовые сетки. Мы с Эппларом пошли за ними. На полпути, где-то на середине надстройки, мы прошли мимо открытого люка в голову лётной палубы. Эпплар вдруг повернул к нему и сказал: «К черту всё, я туда!». Я пошёл дальше, но пройдя надстройку я остановился, посмотрел на собравшуюся на корме толпу – и пошёл обратно к носу. В голове стучала мысль, что, если корабль опрокинется, то надо быть подальше от надстройки и всего остального, что может оказаться надо мной, включая массу людей, собравшихся на корме.
За носовой орудийной галереей правого борта, на одну палубу ниже лётной, я заметил небольшую группу матросов, спускающих два линя за борт. Но это оказались не тросы, как я сначала подумал – это были длинные резиновые шланги, что использовались для заправки самолётов на лётной палубе. Я присоединился к ним, когда первый человек уже перелез через леер и начал спускаться по этому шлангу, а остальные встали в очередь за первопроходцем. Я снял ботинки, бросил на палубу ремень с сорок пятым в кобуре, надул спасательный жилет и тоже встал в очередь. Скользнув в покрытую слоем мазута воду, я повернулся, чтобы сразу оплыть подальше от болтающегося заправочного шланга на случай, если кто-то из спускающихся потеряет хватку или в панике отпустит его и упадёт. Мне и без этого хватало проблем с выедающими глаза испарениями растёкшегося по воде мазута.
Правый борт накренившегося «Йорктауна», экипаж оставляет корабль.
«Ну и что дальше делать?» Этот вопрос задал молодой матрос в белом шлеме палубной команды, плывший в капковом спасательном жилете рядом со мной. Указав на эсминец в камуфляжных полосах, ярдах в 75 [69 м] от нас, я ответил: «Греби к этой жестянке, парень!». В соответствии с собственным советом, я направился в ту сторону, а мой новообретённый приятель шлёпал рядом со мной. Он оказался неплохим пловцом, но в громоздких спасжилетах ни один из нас не поставил бы рекорд в заплыве на 100 ярдов вольным стилем.
Через несколько гребков мой надувной лётный спасжилет начал подниматься вверх, острые края его пройм, врезались мне в подмышки. Верхняя часть жилета огибала шею, а нижняя обхватывала грудь. На спине две его части сходились и соединялись коротким ремешком с одной стороны и пряжкой с другой. Перевернувшись на спину, я завёл руки назад, расстегнул пряжку и продел ремешок за пояс брюк. Но только собрался застегнуть пряжку, как жилет рванул вверх к шее. Я судорожно вернул его на место, застегнул и перевернулся.
«Я уж думал, у тебя проблемы и придётся брать тебя на буксир». – прокомментировал мои трепыхания молодой матрос. Я ответил, что всё в порядке, хотя в те секунды, когда я потерял контроль над жилетом – я совсем не был в этом уверен.
Спасение
Когда мы приблизились к носу эсминца, то увидели уже сброшенные людям в воде лини с большими петлями на концах. В эту петлю нужно было продеть голову и руки, а потом тебя, подцепленного за подмышки, поднимали на борт. Один из тросов упал в воду совсем рядом с нами, но прежде чем мы успели за него уцепиться, он внезапно ушёл вверх. Резко набиравший скорость корабль «присел» на корму, а по его громкой связи мы услышали команду: «Всем занять боевые посты! Воздушная тревога, воздушная тревога!»
Ошеломлённые, мы смотрели, как эсминцы и крейсеры набирали скорость и вставали в защитное кольцо вокруг дрейфующего «Йорктауна». Перевернувшись на спину и глядя в небо, матрос рядом со мной спросил: «Господи, им что, ещё мало?». «Двигай, парень», – ответил я и поплыл прочь от неподвижного авианосца. Но каждый раз, когда я на него оглядывался, то казалось, что расстояние до него никак не увеличивалось. Воздушной атаки не последовало, но прошла, казалось, целая вечность, прежде чем кордон кружащих кораблей замедлил ход, и эсминцы снова сблизились с «Йорктауном». Схватившись за первый линь, что плюхнулся в воду рядом со мной, я проскользнул в петлю и был поднят на бак эсминца «Балч».