К счастью, пока не настала пора боли и страданий, она имеет право насладиться тем, что он способен ей дать.
Постепенно экипаж выровнялся, и тут Маркус неожиданно начал целовать ее с такой же страстью, как неделю назад. Он целовал ее как безумный, изо всех сил прижимая к себе и гладя дрожащими руками по волосам, по спине, по плечам.
Вскоре его руки переместились вниз, нашли чувствительное место между бедрами и коснулись его сквозь одежду. Онория беспокойно заерзала у него на коленях, чувствуя, как ее сжигает жар желания.
Резко отдернув руку, Маркус коротко приказал:
– Ну-ка разденься.
– Как? Прямо здесь?
– Мне все равно. – Он пристально смотрел ей в глаза. – А тебе?
Онория молчала. Теперь ей тоже было все равно. Она знала только, что страстно хочет его, хочет его близости гораздо дольше, чем готова была признаться себе, и не задумываясь подняла руки к ленточке за плечами...
Не успела она очнуться, как ее тщательно выглаженное платье лежало на противоположном сиденье, а на ней оставалась одна лишь тонкая рубашка.
– Позволь мне, – охрипшим голосом проговорил Маркус.
Едва он стянул с Онории и отбросил в сторону рубашку, а ее тела коснулся прохладный воздух, как соски грудей напряглись и Маркус, застонав, быстро опустил голову. Коснувшись углубления между грудями, он нежно втянул ее сосок, и словно искра промчалась по всему ее телу, отчего Онория крепко вжала пальцы в его мощные плечи.
– О Боже! – едва слышно выдохнула она.
Маркус коснулся дрожащей рукой ее колена, затем поднялся выше, и его рука замерла. Тогда Онория раздвинула бедра, и его пальцы коснулись крутых завитков.
Он поднял голову и посмотрел на нее потемневшими от страсти глазами, а потом медленно, осторожно проник в таинственную глубину и нащупал центр, откуда расходился волнами сжигающий жар.
Онория со стоном выгнула спину, чувствуя себя полностью во власти безумного желания, и вдруг крепко стиснула бедра, зажав его руку.
– Ты тоже должен раздеться...
– Ты правда этого хочешь?
– Я хочу тебя. Пожалуйста...
Этого было достаточно. Маркус поспешно пересадил Онорию рядом на сиденье и, не отрываясь от ее губ, уже через мгновение оказался совершенно обнаженным.
В следующую секунду они крепко сплелись телами, вздрагивая в едином ритме.
Маркус придавил ее к мягким подушкам сиденья, и Онория почувствовала упершийся в нее напряженный пенис.
– Скажи «да»... – из последних сил сдерживая себя, произнес он лихорадочным шепотом.
Онория ответила ему единственным способом, которым могла: обвив ногами его талию, она приникла к нему всем телом и ощутила, как он проник в ее влажную и горячую глубину. Затем мышцы ее стали растягиваться и внезапная острая боль заставила ее на мгновение замереть.
– Не отпускай меня, – выдохнул он ей на ухо, обжигая горячим дыханием.
Она с готовностью повиновалась, прижимаясь к нему все сильнее, не обращая внимания на боль.
Еще один толчок, и Маркус тоже замер. Мгновение они лежали неподвижно, прижимаясь друг к другу, чувствуя, что там, где их тела соприкасались, выступил жаркий пот. Затем он ожил и одним сильным и резким толчком проник в самую ее сокровенную глубину, рождая в ней такую сильную боль, что Онория не выдержала и закричала. Тогда он заглушил ее крик страстным поцелуем, и она невольно ответила на него, прижалась к нему, отдаваясь ритмическим движениям. Каждый новый толчок был восхитительным, каждый удар доставлял ей болезненно-сладкое наслаждение.
Теперь она оказалась во власти неведомых ранее ощущений и двигалась так же быстро, как и карета. Казалось, между ними существовала какая-то связь: чем быстрее двигался внутри ее Маркус, тем стремительнее неслась вперед карета, и при каждом толчке Онория испытывала острейшее наслаждение.
Жаркая реакция Онории стала для Маркуса утонченной пыткой, когда резкий поворот бросил их набок. Он простонал и проник еще глубже внутрь ее, а ее внутренние влажные мускулы стиснули его так, что он едва мог вынести. Не обращая внимания на боль, он продолжал следовать стремительному темпу...
К счастью, Онория оказалась такой же страстной, как и он, и, достигнув оргазма, взорвалась восторженными криками. Маркус уже не мог сдерживаться; охваченный небывалым восторгом, он излил всего себя в ее нежную горячую глубину.