– Именно она, Мелькор, именно она, – поддразнила его Цири.
Гонсалес уперла руку в бок и кривовато ухмыльнулась, красноречиво обхватив Цири за бедра.
– О, трудящиеся голубого знамени. Привет.
Йеннифэр разморенно потягивалась и жмурилась в кресле. Вид у чародейки был подвыпивший и до крайности довольный, словно у сонной кошки. Ее блузка неприлично низко расстегнулась, юбка задралась почти до колен, открывая кокетливые кружевные чулки.
– Продолжайте, профессор, – промурлыкала она. – Вы умный мужчина и говорите исключительно интересные и прекрасные вещи о женщинах. А эти двое голубков всегда будут ненавидеть женщин.
– Ненавидеть?! – взвился Майрон и грохнул стопкой об стол, злобно уставившись на Йеннифэр. – Да у вас вечно так! Значит, про женщин и слова сказать нельзя, а нас только ленивый пидорами не назвал и это, по-твоему, нормально?
Гонсалес хрипловато усмехнулась и бесцеремонно плюхнулась на кресло-подушку, после чего потянула за собой Цири, которая, засмеявшись, повалилась штурману на бедра.
– Именно так, красотка, – Гонсалес опять ухмыльнулась, проводя ладонями по плечам Цири и глядя исподлобья на Майрона. – Или тебя это не устраивает?
Майрон презрительно скривил рот и налил еще себе и Мелькору. Опрокинул в себя.
– Нет, не устраивает! – возмущенно рявкнул Мелькор, ударив кулаком по подлокотнику дивана так, что тот затрещал.
Джарлакс выпил. Посмотрел на остальных. Профессор Ливертонд курил свой кальян, с искренним интересом наблюдая за дискуссией. В его темных призрачных глазах мерцал хитрый огонек.
– Кстати, раз уж у нас зашла о речь о девочках и мальчиках… – дроу развалился в кресле, отсалютовал еще одной стопкой и посмотрел на Мелькора и Майрона. – Да скажите уже, кто из вас двоих главный!
– Кстати, он вынудил нас делать ставки! – пьяно возвестила Цири и захихикала, не задумываясь о смысле сказанного. Выражения лиц великих духов Арды казались ей уморительно смешными.
– Что?! – возмущенный вой Мелькора и Майрона перекрыл всеобщий хохот. Мелькор даже сел.
– Какие еще ставки?!
– Да почему вы вообще взялись это обсуждать?!
Гонсалес заразительно звонко заржала. Йеннифэр томно улыбнулась, щуря фиалковые глаза, и ткнула в Мелькора пальчиком, понизив голос до бархатистой глубины.
– Мы единодушно решили, что принимаешь ты.
Мелькор взбешенно встряхнулся.
– Нет! Да чтоб я провалился в пустоту, если еще и это вам говорить буду! Вы тут все на ебле помешались! И Цири! Где наша музыка, а? – Мелькор недовольно притопнул каблуком сапога об пол. – Ты пошла за музыкантами, а привела ее! – он обвиняюще указал на Гонсалес. – Здесь кисло, как в морге!
Профессор Ливертонд с глубокомысленным видом выпустил в воздух очередной клуб дыма.
– Господа, ну что за разговоры, – укоризненно произнес он и повел руками в примирительном жесте. Руки у призрака слегка подрагивали, а голос звучал подозрительно вдохновенно. – Разве так ведется истинное веселье? Кто же обсуждает столь личные дела своих товарищей, когда любовь – вещь непредсказуемая, и поистине удивительная! – он мечтательно и совсем по-человечески вздохнул. – О ней написано столько трактатов, что она стала такой же движущей силой, как идея смерти, а я скажу, что она сильнее смерти. Любовь – это все, господа и дамы! Не надо так.
На мгновение повисло молчание. Частично недоуменное, частично – смущенное. Цири улыбнулась, когда Гонсалес обняла ее за плечи, и хлебнула рома из горла бутылки.
– А вы романтик, профессор, – ехидно заметил Джарлакс.
– Что наш мир без романтики? – мечтательно вздохнул старый призрачный философ.
– Что такое романтика? – угрюмо поинтересовался Майрон.
– Что такое наш мир? – развел руками Мелькор.
– Ром! – громогласно-хрипло возвестила Гонсалес, подняв в воздух початую бутылку.
– Жизнь! – довольно выкрикнула Цири. – И веселье!
Йеннифэр раздраженно вздохнула. Со словами профессора о любви в ней набирало силу отвратительное пьяное желание бунта.
Во-первых, против несправедливости того, что ее повсюду окружали пары и романтики. Даже лысый дроу, чтоб его, казался ей именно таким! Во-вторых, против того, что Геральт неведомым образом отвратительно повлиял на ее чувство свободы. Какой была эта свобода, и каким образом Геральт ухитрился его отнять, Йеннифэр не могла сформулировать, но прямо сейчас ее возмущение было жгучим. В первую очередь – на то, что глупый ведьмак заронил в ее голове жуткую доселе мысль о спокойной жизни.
«И скольких он без меня перетрахал?!»
Вслед за желанием бунта в Йеннифэр набирало силу отвратительное чувство, что она желает всего и сразу. И лучше – прекрасных смазливых мужчин, которые будут делать ей массаж, носить ей фрукты и делать в постели все, что она сегодня пожелает.
– Что загрустила, госпожа чародейка? – Джарлакс подмигнул ей. – Неужели лелеешь материнские чувства?
– Отвали! – сердито ответила Йеннифэр.
Цири расхохоталась какой-то шутке Гонсалес, которую штурман прошептала ей на ушко, а потом подскочила на месте, притопнула каблучком и покружилась.
– Я хочу плясок! – заявила она. – И чего-нибудь безумного!
Майрон устало вздохнул и хлопнул себя ладонями по коленям.
– Тебе мало безумия?!
– Ци-ири! – задушевно потянул Джарлакс. – Как мне нравится этот настрой! – дроу ощерился и шельмовски посмотрел на профессора. – Между прочим, господин Ливертонд, вы романтик – а почему вы без вашей женщины?
Призрак издал удивительно человеческий кашель, похожий на кашель живого человека, и его лицо налилось густым ярким мерцанием смущения.
– Это очень личный вопрос! – заметил он.
– Это несправедливо! – выдала Цири. – Вы хороший человек! Мы должны найти вам хотя бы компанию! – она хлопнула в ладоши. – Джарлакс! Пошли, поищем профессору даму!
Призрак неуверенно кашлянул еще раз, удивленно глядя на них, и втянул еще алкогольного дыма, отрицательно замахав руками.
– Право, не стоит! Я чудесно провожу время, и думаю, что музыка только пойдет на пользу нашему празднику.
Джарлакс встал, пьяно качнувшись, и напялил шляпу залихватским движением. Шляпа села слегка криво, но сейчас на это никто не обратил внимания.
– Стоит! – убежденно возразил он с нетрезвым наигранным героизмом в голосе. – И не смейте возражать!
Мелькор обреченно вздохнул и поднялся с дивана, пошатнувшись и придержав на голове корону.
– Раз никто не желает подумать о более важных вещах, я найду нашу женщину с копытами и попрошу у нее музыки.
В сенсориумном клубе не нашлось ни одной призрачной дамы, поэтому на улицу они вывалились пьяные, счастливые и абсолютно не думающие об угрюмых взглядах, которые проводили их внутри. Мелькор не совсем понял, как он оказался вместе с Цири и Джарлаксом на улице, собираясь в другое место, но решил об этом не думать.
Он даже не помнил, как они уговорили его отправиться сюда.
– Так что, мы ищем привидение? – радостно поинтересовалась Цири. – Ой!
Она споткнулась, хихикнула, и без всякого стеснения ухватилась за руку Мелькора.
– Тихо! – не вполне трезвым голосом одернул ее он.
– Зачем тихо?! – возмутился Джарлакс. – Этот город не спит!
Цири звонко засмеялась и затянула сильным, но чудовищно не попадающим в ноты голосом песню, за которую Йеннифэр бы надавала Геральту по ушам, если бы услышала. Песня была незатейлива и похабна, повествуя о распущенных принципах трех девиц из Виковаро, направленных на удовлетворение своих и чужих половых чувств.
– Хватит! – страдальчески рявкнул Мелькор. – Ты петь не умеешь!
– А ты меня научи! – расхохоталась Цири.
– Этому невозможно научить! – с драматической пьяной патетикой заявил ей вала. – Это состояние души!
Цири хихикнула.
Их пошатывало. Алкоголь удивительным образом поддерживал в голове то состояние, когда казалось, что кража коней, обливание стражи томатной пастой и дикие песни среди ночи на улице – самые логичные поступки на свете.