Она наконец выпрямилась, её маска повернулась ко мне полностью, огоньки в глазницах мигнули, как будто она прикидывала, что со мной делать.
— Зачем пришёл, мясо? — прогудела она, её голос был тяжёлым, как её броня, и резал, как удар молота.
Я хмыкнул, скрестив руки, хоть внутри всё кипело. Хотелось рявкнуть, врезать, но я держался — пока.
— Да просто посмотреть, как убийцы живут, — бросил я, глядя ей прямо в маску. — У вас тут чистенько, уютно. Не ожидал от тех, кто разносит корабли и людей в клочья.
Рагна замерла, её массивные плечи чуть дрогнули. Она шагнула ко мне, пол под ней загудел, и я услышал, как её когти на руках щёлкнули — тихо, но угрожающе.
— Где твой инстинкт самосохранения, мелочь? — сказала она, понизив голос до рычания. — Я послушала Скверну, она моя подруга, просила тебя не трогать. Но за такие обвинения могу и не сдержаться.
Её слова ударили, как пощёчина. Скверна. Тэна. Опять она, чёрт бы её побрал. От этого имени меня скрутило — злость, предательство, её слёзы, которые до сих пор жгли память. Я стиснул зубы, чувствуя, как СИСТЕМА гудит в голове, но интуиция кричала: «Тормози, идиот». Здравый смысл был на её стороне — Рагна могла раздавить меня одним пальцем, и я это знал. Но злость была сильнее. Сильнее всего.
— Не сдержаться? — выдавил я, шагнув вперёд, хотя ноги дрожали от напряжения. — А сколько ты уже не сдерживалась? Сотни? Тысячи? Невинных, которых твои кулаки превратили в мясо? И что, теперь оправдываешься дружбой со Скверной?
Она медленно повернулась ко мне всем телом, её маска наклонилась, и я почувствовал, как её взгляд — пронзительный, даже через эти чёртовы огоньки — прожигает меня насквозь. Злость во мне кипела, но где-то в глубине зашевелился холодок. Она была не просто берсерк — она была машиной смерти, и я только что плюнул ей в лицо. Рагна молчала, её дыхание было тяжёлым, как паровой пресс, и я видел, как её руки сжались в кулаки, шипы на наручях блеснули.
— Подойди, — сказала она вдруг, тихо, но с такой силой, что у меня мурашки побежали по спине.
Я замер. Подойти? К этой горе? Я не самоубийца, но и отступать не хотел. Злость гнала вперёд, а разум орал: «Стой, где стоишь». Она ждала, а я стоял, как дурак, не двигаясь, пока её терпение, похоже, лопнуло.
— Немедленно подойди! — рявкнула она, её голос раскатился по залу, как взрыв, сотрясая стены. — Повтори эти слова мне в лицо, мясо!
От её крика я невольно дёрнулся, сердце заколотилось, но я стиснул зубы ещё сильнее. Она хотела меня сломать, запугать, но я не дам ей этой радости. Злость пересиливала страх, и я шагнул вперёд — медленно, нехотя, но шагнул. Не потому, что боялся её приказа, а потому, что хотел, чтобы она услышала. Каждое слово. Я остановился в паре метров, чувствуя, как её тень падает на меня, и выдохнул, глядя прямо в её маску.
Я стоял в паре метров от Рагны, её тень падала на меня, как чёртов пресс, готовый раздавить. Злость кипела внутри, жгла грудь, но я пытался её загнать обратно — глубоко вдохнул, выдохнул, сжал кулаки до хруста в костяшках. Не время срываться. Она — гора мышц, два метра ярости, а я не самоубийца, чтобы лезть на неё с голыми руками. СИСТЕМА гудела в голове, как старый движок, и интуиция шептала: «Держи себя, идиот, или она тебя размажет». Но её слова про Скверну, про то, что она «не сдержится», всё ещё резали, как ножи. Я хотел её заткнуть, хотел, чтобы она почувствовала хоть что-то, но разум орал: «Тормози».
— Ладно, — выдавил я, стараясь звучать спокойнее, чем чувствовал, — давай без криков. Просто скажи, как вы, Небулонцы, можете спокойно шляться по Вселенной и не мучиться совестью? Сколько крови на вас? На тебе? Ты же не станешь отрицать, что руки по локоть в этом дерьме.
Мой голос дрожал, но я держал взгляд на её маске, не отводя глаз. Хотелось, чтобы она ответила, чтобы хоть что-то объяснила, но внутри всё кричало: «Заткнись, пока не поздно». Рагна молчала. Её маска с красными шрамами была неподвижна, огоньки в глазницах мигали медленно, будто она прикидывала, что со мной делать. Тишина тянулась, тяжёлая, как её броня, и я уже подумал, что она просто плюнет и уйдёт. Но потом она шагнула в сторону — медленно, тяжело, как танк, меняющий позицию.
Она начала снимать броню. Сначала наручи — шипы звякнули о пол, оставив вмятины. Потом нагрудник, с глухим стуком упавший рядом. Я замер, глядя, как она оголяет тело — не броню, а кожу, покрытую шрамами. Глубокие, рваные, они пересекали её грудь, плечи, руки, как карта старых битв. Бледная, почти серая кожа была испещрена этими метками — некоторые старые, выцветшие, другие свежие, красноватые. Она стояла передо мной, без маски силы, просто гора плоти и шрамов, и я почувствовал, как злость смешивается с чем-то другим — с шоком, может, или с чем-то, что я не хотел называть.