Я медленно встаю с платформы, её холодная поверхность гудит под моими ладонями, вибрация отдаётся в костях, как эхо далёкого двигателя, что приводит в движение целые миры. Мои мышцы напрягаются, но движения плавные, почти невесомые, словно я сам стал частью этого механического танца. Стены отсека, пронизанные багровыми жилами, пульсируют сильнее, их свет становится глубже, насыщеннее, отбрасывая на пол тени, что извиваются, как призраки прошлого. Машины вокруг продолжают свой монотонный гул, их датчики мигают, словно глаза неведомых существ, следящих за каждым моим движением. Запах озона становится гуще, смешиваясь с тонким ароматом электричества, что витает в воздухе, как предвестие бури.
Мои глаза, теперь способные видеть больше, чем когда-либо, улавливают мельчайшие детали: трещины на панелях, что складываются в узоры, похожие на созвездия; капли конденсата, что дрожат на стальных поверхностях, отражая свет, как крошечные зеркала. Моя кожа мерцает голубыми линиями, их свечение усиливается, пульсируя в такт моему дыханию, и я чувствую СИСТЕМУ — её сигнал, что гудит в моём разуме, как пробуждающийся космос, как голос, что шепчет о бесконечных возможностях. Это не просто технология, это часть меня, живая, дышащая, как звезда, что оживает в сердце галактики.
Лира стоит у терминала, её эфирианские глаза, глубокие, как бездонные озёра света, блестят от слёз, что дрожат на её ресницах, подобно каплям росы на лепестках звёздного цветка. Её прозрачные волосы струятся, как лунный свет, касаясь её плеч, и в их движении я вижу отражение её эмоций — хрупких, но неугасимых. Она смотрит на меня, её тонкие пальцы стискивают край панели так сильно, что металл под ними едва заметно прогибается, как будто она боится, что я могу раствориться, как мираж в пустыне космоса. В её взгляде — целая буря: боль, что режет, как осколки разбитой звезды; страх, что я не тот, кем был; и надежда, тонкая, но яркая, как луч света, пробивающийся сквозь тьму. Моя грудь сжимается, как звезда перед взрывом, и я чувствую, как её эмоции вплетаются в мою душу.
В углу отсека стоит Шестерня, его металлическая рука сжата в кулак, суставы поскрипывают, как механизм, готовый сорваться с цепи. Жёлтые глаза под капюшоном горят, как угли, тлеющие в ночи, их свет прорезает полумрак отсека, отражая его внутреннюю бурю. Он ненавидит свою беспомощность, и я вижу, как его ярость, словно пламя, пожирает его изнутри, оставляя лишь пепел вины. Скверна, член нашей семьи, была на грани смерти, и он, юный, но гордый, не смог её спасти. Его боль режет меня острее, чем осколки метеорита, и я клянусь себе, что не дам ему утонуть в этом чувстве. Шестерня — как звезда, что ещё не знает своей силы, и я помогу ему засиять, даже если для этого придётся переписать законы космоса. Его взгляд встречается с моим, и в нём я вижу не только гнев, но и веру — хрупкую, но непреклонную, как сталь, закалённая в огне.
Вдалеке, у стены, спит Рагна, её массивная фигура неподвижна, как монолит, высеченный из астероида. Её грудь медленно поднимается и опускается, каждый вдох — как рокот далёкого вулкана, готового пробудиться. Я знаю: эта берсеркерша проснётся в ярости, её голос будет греметь, как раскаты грома, обвиняя нас, что посмели не разбудить её для битвы. Она будет ворчать, её слова будут острыми, как клинки, но в глубине её сердца будет корчиться боль — за то, что она сделала так мало, за то, что не стояла рядом с нами в тот момент, когда Скверна висела на грани. Глупая Рагна, она никогда не умела ценить свой вклад, свою силу, что спасала нас десятки раз, подобно щиту, что выдерживает удары сверхновых. Прямо как Тлен… Мой старый друг, трус, что прятал правду за своими масками, но в конце нашёл в себе мужество для достойного поступка. Его тень всё ещё следует за мной, как эхо предательства, но я благодарен ему за выбор света в последние мгновения. Если бы ты не скрывал свои планы, Тлен, мы могли бы изменить всё
Я качаю головой, отгоняя тени прошлого, их холодные пальцы не коснутся меня. Лирика подождёт — Скверна зовёт меня, её сигнал гудит в моём разуме, как пульс самой вселенной.