— Тогда сделаем так: всех детей поместим в комнате Электры на двухъярусные кровати.
— Ты шутишь?
— Нет. Им там очень понравится. Электра говорит по-английски лучше нас всех. А ее комната просто замечательная.
— Да, но…
— Но что? — включилась в разговор девушка, встряхивая волосами, похожими на черные иголки. — Отличная мысль. Похоже, это единственный выход. Давай, тетя. У нас получится!
— Синьор Малер? — обратилась к нему девушка в аэропорту.
Она стояла перед выходом с международных рейсов. Ее лицо было оранжевым в свете ламп. Она стройна, у нее длинные ресницы и руки фотографа. На ней надеты пальто в полоску, обтягивающие джинсы и высокие сапоги из зеленой кожи.
Мужчина, к которому она обращалась, не остановился. Он прошел мимо, делая вид, что изучает очередь на такси. Он худой, с прилизанными седыми волосами, одет в черное, у него высокие скулы и острый нос крючком, напоминающий ледоруб. На его лице едва видны маленькие глазки и рот, такой тонкий, что кажется одной полоской. Одной рукой он вез за собой сумку на колесиках без отметки о рейсе, а в другой нес необычный футляр для скрипки.
— Это вы синьор Малер? — повторила девушка, приближаясь.
На улице начали падать первые хлопья снега.
Мужчина, не поднимая глаз, шепотом ответил:
— Возможно.
— Беатриче, — представилась она. — Я приехала за вами.
— Это понятно.
Девушка прикусила губу:
— Вы поедете со мной?
— Вы на машине?
— Это понятно, — язвительно парировала она.
Только в этот момент мужчина наконец обернулся.
У него холодный и рассеянный взгляд.
— Хорошо, — произнес он. — Я знаю, что аэропорт далеко от центра. А я чрезвычайно устал.
— Джо Винил просил меня отвезти вас куда-нибудь поесть…
— Не сегодня, — возразил мужчина. — Все, что мне нужно, — это постель и ванна.
Беатриче шла рядом с ним по тротуару.
— Красивая скрипка, — заметила она, открывая багажник желтого «Мини-купера».
— Это не скрипка, — ответил мужчина, незаметно прижимая к себе драгоценный футляр.
ЧЕТВЕРО
Шел снег. Микроавтобус Фернандо Мелодия въехал во двор гостиницы «Домус Квинтилиа», что в центре старой набережной Тибра. Гости, выходя, попали под хлопья снега и поторопились спрятаться под деревянный навес старинной террасы. Водитель ненадолго зашел в здание гостиницы. Когда все уже начали выгружать сумки, он вернулся к автобусу и стал смущенно объяснять, что случилось с забронированными номерами, предложил решение, которое придумали женщины, и, не дожидаясь ответа, снова исчез в гостинице.
Среди гостей разгорелся яростный спор. Хлопья снега все чаще и чаще падали вблизи них, описывая в воздухе спирали.
Американский профессор с разъяренным выражением лица возмущался около входа в гостиницу.
— Но это же безобразие! — кричал он. — Со мной никогда так не поступали!
Жена придерживала его за рукав пиджака и время от времени одергивала, как за поводок.
— Джордж… успокойся…
— Успокоиться? — Он вырвался, указывая на старый дворик «Домус Квинтилиа» и на ступеньки, ведущие в холл. — Как я успокоюсь? Мы заказали трехместный номер, а нам предлагают двухместный! Где будет спать наш бедный Харви?
Услышав свое имя, «бедный Харви» оглянулся с отвращением.
— Пойдем отсюда, — кратко заключил он и отодвинулся, чтобы дать китайцам провезти их огромные чемоданы.
Синьор Си-Йонг Ван Хо тоже был недоволен, и даже шелковый костюм не мог поднять ему настроение:
— А я что должен делать? Я забронировал номер для двоих, тот, который отдали вам… и вынужден спать в одноместном! И у меня, между прочим, тоже есть сын.
Но, в отличие от «бедного Харви», маленький китаец носился под падающим снегом, словно расшалившийся щенок, и комментировал вслух все, что видел: деревянную террасу, статуи, обращенные к балюстраде, мрачную парадную лестницу со смешной маской, пруд в центре двора, микроавтобус.
Две француженки растерянно стояли и, казалось, не собирались принимать участия в дискуссии.
Они похожи, как две капли воды, и даже одинаково одеты. Легкие, свободные платья, одинаковый цвет гладко причесанных волос.
Когда синьор Миллер спросил, что они обо всем этом думают, синьора Бланшар ограничилась замечанием:
— Очевидно, произошла ошибка с бронированием.
— Это безобразие! — метал гром и молнии американец, не разделяющий такую сдержанность.
— Пойдем отсюда, — сухо повторил его сын.