Мадлин сжала его внутри, медленно, сильно, отчего по ней прокатилась горячая дрожь, а Тротл стиснул зубы, чтобы не застонать. Он почти полностью остановился, покачивая ее на волнах едва заметно и давая ей возможность мучить его, то отпуская, то зажимая вновь. Мадлин потерялась в своих ощущениях, настолько они поглотили ее в этом неспешном и вязком соединении, что заставляло ее почти задыхаться от возбуждения и желания. Горячие импульсы растекались по всему телу, которое пылало, умоляло, изнывало, искало освобождения в движении, но чем медленнее Мадлин обхватывала его внутри себя, тем ярче становилась эта жажда, уже почти болезненная, изматывающая, ненасытная, но такая сильная, что не хотелось ее прерывать.
Дыхание Тротла было шумным и тяжелым, разбавленным несдержанным рычанием, тихой музыкой лившимся из его груди, прогоняя раз за разом рой мурашек по коже Мадлин. Открытый для любых ее желаний и действий, он следовал за ней, разгораясь лишь от одного того, насколько самозабвенно она приняла это полное единение и продолжала мучительную и заводящую пытку. И лишь когда он почувствовал ярко ощутимую дрожь, охватившую ее от подкатывающего удовольствия, он почти покинул ее, заставляя стонать от желания вновь обрести его внутри, и снова заполнил, на этот раз решительно и до конца. Освобождение было настолько долгожданным и выстраданным, что Мадлин им практически захлебнулась, едва осознавая, что прикусывает его плечо, стараясь не закричать, хотя долгий стон так и рвался из ее груди. Перед глазами плыли звезды, а звуки достигали ее сознания словно через густую ватную пелену. Кажется, Тротл обхватил ее бедра сильнее и через некоторое время размашистыми движениями догнал и ее, вырывая у нее еще один стон удовольствия, уже скорее ментального и растворенного в его сдавленном рычании.
Она обессиленно парила в небытие, покачиваясь на волнах беззвучного и мягкого мира, не зная, ни кто она, ни где она, и лишь все еще чувствуя горячие руки, которые удерживали ее в этой реальности. Сознание уплывало в темную даль, пропитанное эндорфинным эфиром, убаюканное приятной усталостью тела, приглушенное стихающим пульсом. Где-то очень далеко прозвучала тихим эхом мысль, что надо хотя бы разъединиться, но тьма окончательно накрыла ее естество, увлекая в бесконечный космос.
Он был прекрасен. Безграничная шелковая черная даль, украшенная миллионами светящихся планет, звезд, комет, скопищ галактик. Все они беззвучно парили во вселенной, у которой не было ни начала, ни конца. Она простиралась далеко за пределы сознания, сквозь границы и горизонты, в бескрайнюю вечность, сквозь жизнь и смерть. Она никогда не зарождалась, она существовала всегда. Тотальная, тихая, мощная, дарующая начало новым мирам, что вихрями энергии и пыли закручивались в галактические спирали, поджигали солнечные звезды, разбрасывали песчинки планет, и те крутились без конца, пока не рассыпались в космическую пыль. И тогда вселенная вновь проносила по космосу пылающую энергию, подбирала осколки изживших себя миров и творила из них новые, каждый раз непохожие: хладные и пышущие, безумные и застывшие, ярко сгорающие и притягивающие бесцветную чернь. Вселенная неустанно перемешивала компот вспыхивающих миров и расцвечивала свои недра разноцветным спектром сияний.
Мадлин бестелесно парила во всем этом невероятном пространстве, не имея ни формы, ни оболочки, ни контуров, в состоянии лишь силой мысли и воли перемещаться между густым повидлом из звездных икринок, которые мягко обволакивали ее и сияли на ее сознании прилипшими светлячками. Это было так завораживающе красиво и неповторимо идеально, что хотелось плакать от переполняющего ее счастья, затопляющего ее с головой и выплескивающегося пульсирующими потоками переливающегося свечения, тихо звучавшего абсолютной гармонией музыки. Ей хотелось вторить, влиться в эти удивительные мотивы, которые плавно перекатывались по мелодичным переливам, стать частью этого совершенного бесконечного пространства, что пронизывало ее светом и всепоглощающей любовью. И лишь когда счастье сформировалось в тотальный абсолют, даря ей покой, сознание, наконец, отключилось.
Очнулась Мадлин от того, что очень хотелось пить. Она медленно разлепила веки и не сразу поняла, где находится. Она лежала рядом с Тротлом, объятая во сне его руками и укрытая одеялом. Узкой кровати едва хватало им двоим, тесно прижатыми друг к другу, но ей было тепло и уютно. Рыжий крепко спал, чуть слышно посапывая, и казался расслабленным и спокойным. Серое марево слабо проникало сквозь опущенный экран на окне, и было непонятно, далеко ли до рассвета. Мадлин осторожно поднялась, стараясь не сильно будить Тротла, но он, выпустив ее из рук, лишь вздохнул и перевернулся на другой бок. На ощупь найдя свое белье и пижаму, девушка поспешно оделась и крадучись вышла в коридор.
Приют все так же утопал в тишине и тьме, и только неприметные датчики каких-то неведомых ей устройств горели красными огоньками под самым потолком. Мадлин прошла в столовую, где окна были не зашторены, и стоял мягкий предрассветный полумрак. Тело приятно тянуло, но вместо усталости его наполняла какая-то покалывающая, ощутимая энергия с отголосками беспричинного счастья, питавшего ее во сне. Она озадаченно тряхнула головой и налила себе кружку воды. Надо же такому привидеться… Или все это было неспроста? Иначе откуда бы ее накрыли такие приходы?
Взгляд ее задумчиво скользнул по окнам и зацепился за промелькнувшую тень. По примыкающей улице в сторону площади прошел какой-то высокий марсианин, нестандартно одетый в черный свободный балахон, закрывающий его голову не то капюшоном, не то повязкой, словно он кутался от холода и ветра. На то, что это был не человек, явственно указывал длинный темный хвост, торчащий из-под полы этой странной одежды. Он не спеша дошел до края улицы, не показываясь ни на самой площади, ни на свету фонарей, сделал какие-то пометки в смартфоне и решительно нырнул в проем между жилыми домами, окончательно теряясь в шахматной тени. Как странно. Кто бы это мог быть в такой час? Мадлин обратила внимание, что с наступлением ночи жители Сэто никогда не шатались по улицам, зная о раннем начале трудовых будней. Судя по всему, автобусы увозили их на производства или фабрики, и днем в поселении оставалось крайне мало марсиан. Но что высматривал этот странный персонаж?
Мадлин пожала плечами и поспешила вернуться в тепло комнаты. Тротла беспокоить не хотелось, поэтому она забралась на соседнюю кровать и завернулась в одеяло, но рыжий неожиданно глубоко вздохнул и приоткрыл свои темные глаза.
— Ты как? — спросил он со сна чуть хрипло и почему-то улыбнулся, с трудом найдя взглядом силуэт девушки.
— Ходила попить. А что такое? — насторожилась Мадлин.
— Нет, ничего, — хитро прищурился Тротл. — Как полетала?
— Что? Полетала? Но…
И тут до Мадлин дошло. Она в неверии распахнула глаза и воскликнула:
— Вы что, на пару с Винни накормили меня галлюциногенной шишкой? И не стыдно???
Но рыжий только беззаботно рассмеялся, весьма довольный и совершенно не раскаивающийся.
— Это была идея брата, я не возражал. Я же рядом. Где побывала?
И он с любопытством уставился на девушку, подперев голову рукой. Мадлин даже не знала, то ли ей возмущаться, то ли смеяться вместе с ним, настолько вся эта затея марсиан оказалась для нее неожиданной.
— Я летала в космосе! — выдала она, наконец. — Наблюдала сотворение миров и любила всё на свете. Это было невероятно, но в следующий раз шишку будешь есть ты!
— О, поверь мне, я там бывал уже неоднократно! — со смешком помотал головой Тротл. — До войны пацанами грызли все подряд. Не переживай, она безвредная, я бы иначе не дал тебе.
И он примирительно протянул ей руку. Мадлин не могла сердиться на него, тем более что те видения, куда унесла ее эта странная шишка, были потрясающе красивыми, живыми и невообразимыми. Поэтому она без сомнений сжала в ответ его ладонь.