Такая же, как всегда. Она всегда такая. Только этот темный, неживой зуб, как я раньше не замечала?
Нижний край занавески отделился от подоконника, и вся занавеска, пухло вздохнув, пошла вверх, окутав по пути узкую вазу, а вместе с ней три длинных бутона, закрученных туже некуда, на толстых колючих стеблях. Нонка, коротко ахнув, подхватила вазу, провела ладонью по донышку и легко, без стука, поставила на полку рядом с вятским барашком, который уже привык пастись на пластмассе.
– Ты вчера принес коньяк, – обрадовавшись, вспомнила Нонка.
Вчера, почему-то отметила Анна, значит, и вчера тоже… А что – тоже?
Будто вытянутая за горлышко изнутри стола появилась бутылка армянского коньяка, выступил сыр, нарезанный до прозрачности тонко. Анне стало трудно дышать. Темный, густой, следящий взгляд Андрея путал мысли.
– Может, ты голодная? – заботливо наклонилась к ней Нонка. – Хочешь, сосиски сварю? Мигом.
Анна увидела близко ее лицо. Оно проплыло перед ней с незрячими перламутровыми глазами без зрачков.
– Нет, я – кофе.
– Сядь, не бегай, – ласково сказал Нонке Андрей и потянул ее вниз за руку.
Нонка легко села, закинула ногу за ногу. Шелковые ноги. Кожа на икре выпукло блестела. Красивые руки Нонки держали на весу кофейник. Если она захочет, они начнут масляно светиться. Нонка ровно улыбалась, ясно глядя на перекрученную струю, дугой уходящую в чашку. На ее пальце Анна разглядела кольцо с жемчужиной, похожей на застывшую каплю жира.
– Выпьем за что-нибудь. Андрюша, скажи! – Нонка подняла рюмку.
– За милых дам, – сказал Андрей приветливо и безразлично.
– Ой, пойдем! – Нонка вдруг просияла голосом. – Пойдем, что покажу! – Она поднялась резким пружинным движением.
Крутой вихрь воздуха, возникший за ее спиной, увлек за собой Анну и Андрея, и все очутились в большой, почти пустой комнате. Вместо занавески на окне висела темная туча, из-под нее ярко выплескивалось солнце. Все перегородив, поперек стояла громадная тахта, полыхая лиловым атласом.
– Давно такую мечтала! – оседая от счастья, выдохнула Нонка. – Хочешь вдоль, хочешь поперек!
Протиснувшись плечом в окно, сизо-свинцовая туча опустила пятерню на розовое лицо Нонки.
– Хочешь вдоль, хочешь поперек… – вдруг снова, только неразборчиво и хрипло, пробормотала Нонка. Но тут же она хитро и победно подмигнула Анне: – Что стоишь? Садись!
Анна послушно опустилась на недовольно скрипнувшую тахту. В глубине невнятно отозвалась пружина. Не в силах сдержать улыбку, Нонка, как живое существо, ласкала отливающий блеском матрас, и он отвечал ей преданным жеребячьим всхрапыванием.
– Все здесь поменяю! Только вот пылища, застелить бы, – ворковала Нонка, плавясь, изнемогая, широко раскидывая руки. – Вот бы такое покрывало, как у Андрюши на тахте. Да ладно. Я сейчас тут временно, временно. К Андрюше сестра приехала. Александра. Временно, временно… А то бы ты нас здесь не застала. Мы ведь у Андрюши живем. Но нам и тут хорошо, Андрюша, правда?
Молчание Андрея образовало пустоту, и втянутая этой пустотой туча бросила тень на цветочное лицо Нонки. Но тут же, обретя взвихренную подвижность, Нонка исчезла за дверью, цокнув каблуком и выкрикнув:
– Шторой пока накрою!
Изумрудный луч скатился по руке Анны. Старое кольцо с больной бирюзой вдруг засветилось, открыв внезапную глубину. Анна проследила взглядом, откуда упал этот зеленый луч. Она увидала в изголовье тахты на подушке прозрачный кристалл.
Что это? Из чего он? Хрусталь не хрусталь, не поймешь.
Острый луч по пути прошелся по пыльному календарю и вдруг оживил одну из нарисованных роз. До Анны донесся южный плывущий аромат. По матовому от нетронутости лепестку скатилась капля росы.
«Что это?» – подумала Анна.
Как Андрей подошел к ней, Анна не заметила, его скрыл в себе столб света, наклонно упавший в комнату. Руки ее почувствовали внезапную тяжесть: в ее ладонях лежал кристалл.
– Это вам, вам, – сказал Андрей, и голос его дрогнул. – Да берите же! Не бойтесь…
Изумрудный свет брызнул и потоком окатил Анну. Она увидела, как хороша и девически упруга ее грудь с маленькими, высоко поставленными земляничными сосками. От бедер веяло юной прохладой. Жидкое золото теплело и стекало по животу с неглубокой ямкой пупка, словно продавленной пальцем ребенка. Золото все больше густело, сползая книзу. Она послушно раздвинула колени, и луч благодарно опустился на шелковое гнездо, укрытое между ног, и каждый волос вдруг засветился живым изумрудом.