Даже рука была какая-то неживая и безразличная. Не холодная, не теплая, не пытающаяся отодвинуться — просто... рука. Ник подержался за нее — Нэнси по-прежнему смотрела в сторону:
— Ляг ко мне... пожалуйста.
До сих пор об этом не приходилось просить — все, что Нэнси давала ему, она давала сама — и, если бы она сейчас отказалась, он, наверное, не посмел бы попросить снова.
Но она не отказалась — спросила только:
— Мне раздеться?
— Как хочешь...
Она сняла халат — под ним оказалась ночная рубашка. Не та, розовая, с соблазнительными кружавчиками, в которой Нэнси приходила в первую ночь, а простая, фланелевая. Ник и не знал, что у нее есть такая...
Не снимая рубашки, она легла рядом — не прильнула, просто легла на спину. Ник ухватился за поручень и повернулся на бок, чтобы быть к ней лицом, рука его, ища опору, скользнула случайно по ее груди.
— Не надо этого! — отчаянно вскрикнула Нэнси. — Пожалуйста, ну не надо!
В голосе Нэнси звучали слезы, она взглянула на него воспаленными, лихорадочными, полными боли глазами. Потом вздохнула и снова покорно вытянулась рядом, закрыв глаза.
— Не буду, не буду! — испугался Ник — Ты только послушай меня... — Осторожно дотронулся кончиками пальцев до ее виска. — Я сегодня сказал... ну, то, что не должен был говорить. Ты... прости меня за это. Я тебе когда-то говорил, да ты и сама видела — у меня ужасный характер, я часто на людей не по делу кидаюсь... просто от нервов. Я постараюсь этого больше не делать — но... если снова что-то не то будет, ты постарайся это просто пропустить мимо ушей. И помни только то, что я скажу тебе сейчас: ближе, чем ты, у меня никого нет. Ты только это помни, а все остальное забудь...
Нэнси смотрела на него не отрываясь, больше не отгораживаясь безразличием — смотрела, будто ожидала еще чего-то. Но что еще можно было сказать?
Он повторил:
— Прости... — и замолк, глядя на нее.
За что он просил сейчас прощения? За свою сегодняшнюю выходку — или за то, что он вообще... такой? Этого Ник не знал и сам...
Прошло несколько секунд молчания, и он физически почувствовал, что, не сделав ни одного движения, Нэнси снова отгородилась от него. Глаза медленно прикрылись, как шторка, заслоняющая от него ее душу, и она слегка кивнула.
— Давай спать... — Осторожно, помня болезненное «не надо!», Ник погладил ее по щеке, по плечу. — Завтра проснемся — и будет новый день... и все будет хорошо.
Нэнси пожала плечами и снова чуть заметно кивнула. Отвернулась, легла на бок и больше не шевелилась — но, когда Ник прижался к ее спине и обнял сверху, не стала отстраняться, только вздохнула.
— Я думал, что сшиб тебя машиной, — сказал он ей в затылок. — И страшно испугался...
— Я тоже... И телефон потеряла — он где-то там в снегу остался.
— Это ничего...
Болели глаза и все вокруг — словно на них положили горячую повязку и она невыносимо пекла и давила. Хотелось встать и промыть их холодной водой, но Нэнси знала, что это не поможет. На самом деле ничего не поможет — так бывало всегда, когда она долго плакала.
Она чувствовала себя такой разбитой, что должна была вроде бы сразу заснуть — но сон не шел. Вместо этого к глазам то и дело снова подкатывали близкие слезы, и она изо всех сил сдерживалась, чтобы не всхлипнуть.
Ник заснул почти сразу — она почувствовала, как все его тело расслабилось и дыхание стало ровным и глубоким. И от звука этого привычного дыхания на душе становилось еще горше и еще сильнее хотелось плакать.
Он сказал, что не должен был так говорить... даже извинился. Извинился — за то, что сказал это вслух. И не сказал самого главного — что на самом деле все это неправда, и она с ним не из-за денег, и он сам это знает.
И так и не сказал — вообще, ни разу в жизни не сказал, что любит ее. Или хотя бы начинает любить, хоть немножечко... Или хотя бы — что она ему просто нравится...
Глава 18
Утром, когда, как обычно, зазвонил будильник, Ник прихлопнул его и снова вытянулся рядом с Нэнси, погружаясь в сон. Ему не хотелось сейчас отсылать ее от себя — один раз работа может и потерпеть!
Второй раз он проснулся от негромкого звонка телефона и быстро, пока тот не успел зазвонить снова, схватил трубку:
— Уже почти восемь... — доложил Бен, явно обеспокоенный, что Ник не подает признаков жизни. — Ты чего, заболел?
За окном и вправду было уже светло.