— Ну чего ты? Расслабься, — шептала она, перебирая завитки на его затылке, чуть покачивая бёдрам в такт песни Алексеева «А я плыву», что раньше так нравилась Лёшке.
Вот только теперь она будет неразрывно связана с этим днём. Тёплые, немногие липкие от блеска губы коснулись его губ. Сначала легко, а затем уверенней. Лёшка и сам не понял, как уже стоял посреди людей и туманного марева, крепко сжимая в объятиях любовь своего детства, целуя до звона в голове, до кислородного голодания.
— Пошли отсюда, — рвано дыша, шепнули припухшие от поцелуя губы. Лёша лишь кивнул.
Такси приехало быстро, они даже не успели замёрзнуть. А потом был лифт. Маленькая кабина постсоветского производства, с расписанными маркером непонятными каракулями с претензией на граффити стенами, с грохочущими створками. Но им было всё равно. Леся коснулась его лица, и Лешку сорвало. Сжав её затылок, он впился губами в её губы, окончательно съедая её клубничный блеск. Её пальчики скользнули под чёрную водолазку, опаляя его кожу своими едва ощутимыми прикосновениями. И он хотел того же. Как же он хотел того же! Но не здесь! Не в лифте! А потому, не разрывая прикосновения губ, убрал её руки, закидывая их себе на шею, и подхватывая Лесю под попку, и вжимая в расписную стену лифта — углубляя поцелуй.
Подъёмник устало содрогнулся и с дребезжанием распахнул створки. Лёшка вынес девушку на лестничную клетку, опуская на серый бетонный пол уже у самых дверей. Леся трясущимися от возбуждения руками нашла в сумочке ключи:
— Пойдём, я тебя чаем напою, — дверь Лесиной квартиры призывно открылась. — Родители уехали на все выходные на базу отдыха. У них юбилей.
Скинув высокие каблуки, Леся стала ещё меньше и трогательнее. Лёшка прошёл вглубь квартиры, в которой бывал уже неоднократно, но впервые в статусе… кого? Леся тихонько позвала его.
— А? — Лёшка обернулся и едва успел подхватить подпрыгнувшую девушку. — А как же чай?
«Господи, что я несу?! Причём здесь чай?!» — мысленно взвыл парень.
— Будет тебе чай, — осыпая короткими поцелуями его лицо, заверила Леся. — Утром мне заваришь.
Они не выключали свет. Нет, не потому что хотели видеть друг друга, просто им было всё равно. Леся стянула с него водолазку, откинув куда-то в сторону — на пол брякнул, переворачиваясь, горшок с цветком. Лёшка было дёрнулся к нему, но девушка уверенно толкнула на диван, отмахиваясь:
— Завтра пересадим. Забудь.
— Уверена? — его руки сжали тонкую талию. И Лесин потемневший взгляд однозначно сказал, что она правильно поняла; его вопрос не относился к печальной судьбе цветка.
Вместо ответа, она уселась на него сверху, на ходу выскальзывая из платья, оставляя его валяться на полу, и склонилась над парнем. Её волосы щекотали грудь. Он скользнул вдоль изящной спины, перехватывая инициативу и укладывая девушку на спину. Её огромные чёрные глаза, затянутые поволокой похоти. Чуть приоткрытые в ожидании поцелуя губы. Высоко вздымающаяся грудь. Длинные пальцы нежно огладили девичью талию, уверенно спускаясь ниже, к красной кружевной линии, коснулись внутренней стороны бедра. Леся закусила нижнюю губу, выгибаясь в талии. Его поцелуи прокладывали дорожку вдоль шеи к груди, заставляя девушку учащённо дышать; а Лёша всё не мог поверить, что в его руках стонет и плавится Леся Кораблёва. И он целовал, покусывал, гладил, словно доказывая самому себе, что всё это не иллюзия.
Раскат грома прокатился над домом, заставив перепуганно и разноголосо взвыть сигнализации припаркованных во дворе машин. Лёшка вздрогнул и открыл глаза. В окно ударили крупные капли дождя. Сумрачное небо озарили всполохи молний. И вновь с оттяжкой громыхнуло. Затёкшее плечо болезненно ныло. Парень осторожно приподнял голову девушки, выскальзывая из кровати. Тёплый душ смыл остатки сна. Наскоро проинспектировав в шкафу, он нашёл стеклянный заварник и чай с лепестками чего-то. Синяя неоновая подсветка электрического чайника очень уместно сочеталась с хмурой атмосферой утра. Прозрачные чашки нашлись в углу широкой столешницы на металлической подставке.
— Что там ещё полагается, — бормотал он себе под нос, желая в точности следовать общепринятым правилам романтического утра.
Горячее ото сна тело прижалось к его спине, обнимая за талию.
— Что готовишь? — Леся пролезла у него под мышкой, инспектируя поднос с жостовскими яркими цветами. — Ух ты, чай с васильками! И мармеладки?! А ты романтик! Вот только это мамин любимый поднос. Он для красоты.