Не сбавляя скорости, под дружное, в три глотки, «Аааа!!!», наше судно, подброшенное неземной силой, взмыло в воздух, пролетело над прибрежными кустами, галькой, травой, над по-европейски низеньким забором, и с оглушительным звуком врезалось в утоптанную землю дворика.
Полуоглохшая от удара, я боялась прислушиваться к организму, чтоб не услышать боль переломанных костей. Мужчины же быстро очухались, поднялись, и Малг, махнув рукой на подворье, невозмутимо произнёс:
— Мой дом. А это, — он кивнул на пожилую женщину, выбегавшую из дома нам навстречу, — моя жена, Пепка.
Демжис даже рот открыл от изумления.
— Вот это доставка. С чего это нежить нам помогает, Настя, как думаешь? Э, Настя? Ты цела?
— Как будто…
Все дальнейшие звуки утонули в криках и ругани жены Малга.
Жена Малга со смешным именем Пепка, тощая, высокая, морщинистая, но на диво активная старуха, загорелая на солнце и воздухе, ругалась профессионально. Явно за всю жизнь у неё было много поводов оттачивать навыки неизящной словесности, особенно с таким мужем. В глубине души я её понимала — до того момента, как она переключилась на меня и Демжиса.
С удивлением я разобрала среди незнакомых слов русский мат.
— Оказывается, русский язык в Австрии популярней, чем я думала.
— То ни Остеррейх, — флегматично откликнулся Малг. — То е Словенийе.
Демжис попытался истолковать:
— Кажется, он хочет сказать, что мы уже в другой стране, да?
— Да. Словенийе. Давно быть мало Югославия.
Похоже, я могу пересечь границу только при помощи чуда и высших сил.
Малг покорно пережидал фонтан красноречия супруги, даже не пытаясь вставить хоть слово. Мда, от такой я бы тоже сбежала, и не исключено, что ещё дальше. Судя по жаркому приёму, наш ночлег под угрозой.
Демжис вряд ли волновался за то же, что и я, но ему надоело стоять и ждать. Заслонив меня своей широкой спортивной спиной, он выдвинулся на первый план, повернулся к хозяйке и включил всё своё мужское обаяние.
Первым делом он отвесил ей поклон, полный аристократического сдержанного достоинства. Пепка, которой мужчины давно ласкового слова не говорили, обомлела от изумления и умолкла.
— Уважаемая госпожа! — заговорил Демжис своим чувственным баритоном. — Простите за столь бесцеремонное вторжение. Мы — путники издалека, заблудились и сейчас ищем приюта, и смиренно просим вас оказать нам снисхождение и дозволить ночлег в вашей благословенной обители.
Я героически старалась не хрюкать от смеха. Где у меня в голове он выкопал подобный словарный запас?!
Впрочем, слова соответствовали — благородная осанка, открытый взгляд, правильные черты одухотворённого лица… Если бы не растрёпанные чёрные патлы и современные шмотки, то хоть пиши с него картину «Последний благородный дворянин»!
Пепка тоже впечатлилась. Видать, вспомнила свою молодость, настолько давнюю, что в те времена благородные люди на земле ещё встречались. Её лицо смягчилось, и внезапно она улыбнулась, показав белые зубы с тёмными дёснами.
На меня, правда, был брошен строгий взгляд, но после всех приключений я не то что на конкурентку — вообще на девушку не походила, так что и особой ревности старухи не вызвала. Посему вся наша компания была допущена в дом.
Даже в затерянной в горах деревушке, где всего-то десяток домишек, всё было налажено по-европейски: туалеты с новой сантехникой, горячая вода. Наверное, сюда время от времени заезжали туристы — в просторном доме было несколько свободных комнат с постелями. Пепка то ли из целомудрия, то ли из вредности отвела нам с Демжисом разные комнаты, но я этому только обрадовалась. Надо было снова обдумать своё положение, и серьёзно.
В окно вползала чернильно-чёрная ночь. Погасив лампу, я свернулась под тяжёлым плотным одеялом, наслаждаясь теплом, чистотой постели и собственного тела. В дремотной тишине уснувшего дома послышался шорох. Во тьме сверкнули две белые точки. Я дёрнулась от ужаса, но это оказалась всего лишь хозяйская кошка.
— Кисонька, ты кисонька или чёрт знает что?
— Мяу!
Кошка вспрыгнула на кровать и зарылась под одеяло. Поглаживая тёплую шерстку, наслаждаясь тихим мурлыканьем, я словно падала в глухую, бесконечную темноту без дна, кувыркаясь в собственных размышлениях.
Я не могу дальше идти с Демжисом.
Я не могу бросить Демжиса и спокойно жить дальше.
Причём у второго пункта причины уже не высокоморальные, как вначале — любовь там, долг… Мы просто слишком далеко зашли. Мой организм мутировал чёрти во что и процесс этот, возможно, продолжается. Выпростав руку из-под одеяла, я напрягла кисть, выпустила когти и дала им втянуться.