Выбрать главу

Мэгги Кокс Колдовское лето

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Эван так и не понял, что заставило его тогда подойти к окну. Возможно, мимолетное движение, какая-то тень, которую он заметил краем глаза. Если подумать хорошенько, придется, вероятно, признаться, что это был порыв, вызванный каким-то непонятным ощущением. Наверное, именно в тот момент у него появилось предчувствие какого-то грядущего события.

От внезапно возникшего спазма в желудке у него перехватило дыхание. Эван приписал его болезненному отвыканию от работы, которая слишком долго была движущей силой в его жизни. Нельзя больше обманывать себя и думать, что он может бесконечно отдаваться своему делу – если, конечно, у него нет желания преждевременно отправиться на тот свет. Последний грипп, которым он переболел, едва не доконал его. Но чем теперь заняться? Он последовал совету врача и на месяц оторвался от работы, чтобы погулять по пляжу, почитать... освежить мозги. Все это не очень привлекает его, потому что для него жить – значит действовать, и верный этому принципу он всегда напрягался до предела, будь то изнурительные тренировки в спортзале или бесконечные часы, проведенные в попытках добиться успеха в бизнесе. Если бы он только знал, что наступит день, когда ему придется поплатиться за собственное безрассудство...

Расстроенные нервы дрожью отозвались на внезапный приступ страха, и Эван стиснул зубы. Он посмотрел в окно и прищурился. За покосившимся полусгнившим забором, нуждавшимся в починке, среди уныло поникших сорняков стояла женщина в белом. И соломенная шляпа и ситцевое платье по щиколотку были белого цвета. Она выглядела так, будто сошла в соседний с его домом участок со страниц журнала «Дом и сад». Держа в одной руке секатор, а в другой – плетеную корзинку, она печально взирала на неутешительную картину, представшую перед ее взором, словно раздумывая, в силах ли она справиться с запущенным садом. Эвана это не удивило. Жалкий старый коттедж пустовал по меньшей мере года три, возможно, больше, и на нем уже некоторое время красовалось объявление «Продается». Он мог бы заметить, что его уже сняли, но в последнее время ему приходилось редко приезжать на побережье, и Бет, его сестра, чаще пользовалась этим домом. На следы ее пребывания можно было наткнуться повсюду начиная от ванной, где она оставила свои туалетные принадлежности, и кончая гостиной, где за вощеной ситцевой занавеской был спрятан ящик с детскими игрушками.

Почему-то появление женщины в белом вызвало у Эвана раздражение. Ему нужен покой. По правде сказать, может быть, он ему и не нужен, но, по крайней мере, ради него он совершил эту долгую поездку из Лондона. А теперь на его безмятежное существование покушается неожиданно появившаяся и совершенно нежелательная для него соседка. Эван потер лоб, чтобы избавиться от давящего чувства тревоги и беспокойства, которое нарастало, как приближавшаяся гроза. Если эта особа не будет досаждать ему, возможно, все еще обойдется. Вполне вероятно, что она вовсе не купила этот дом, а готовится выставить его потенциальному покупателю. Так, кажется, это теперь называется? Но лицо, скрытое большой соломенной шляпой и тоненькая, почти воздушная фигурка не вязались с обликом агента по продаже недвижимости.

Раздосадованный своими нелепыми фантазиями, Эван отошел от окна, чтобы женщина не заметила, как он глазеет на нее. Он бросил рассеянный взгляд на стопку книг, ожидавших его на кофейном столике, и задумчиво проследовал в кухню, чтобы промочить горло. Когда он освежится глотком спиртного, долгая прогулка по пляжу избавит его от мучительной боли в уставших перетруженных мышцах и, возможно, улучшит настроение.

Ход ее мыслей внезапно прервался, и Роуэн замерла, недоуменно глядя на секатор, который она держала в руке. Она ненавидит, когда ее охватывает это... это ужасное чувство опустошенности. Как будто после яркого солнечного света она попадает в непроглядный туман. Роуэн с силой сжала гладкие деревянные ручки ножниц и пожевала нижнюю губу, заставляя себя успокоиться и вновь стать такой, какой она была до того, как потеряла Грега. Но той девушки уже давно нет, и чувство одиночества и пустоты, которое возникло у нее утром, не только не ослабело, но стало еще сильнее. У Роуэн бешено забилось сердце, и дыхание сделалось поверхностным и прерывистым, как будто кто-то перекрыл ей кислород. Вместо колючих сорняков, радостных желтых одуванчиков и голубых вьюнков она увидела лицо своего мужа – каким оно было перед тем, как жарким августовским утром он отправился на свое последнее задание. Увидела большую кинокамеру, висевшую через плечо, которая составляла неотъемлемую часть его существа и являлась материальным выражением философии Грега: как бы тяжела ни была твоя ноша, надо жить, потому что, в конце концов, разве то, что мы вообще живем, не является вознаграждением? И с лукавой мальчишечьей улыбкой, от которой у нее всегда теплело на сердце, он ушел из ее жизни, направляясь к фургончику передвижной телевизионной станции, навстречу мчавшемуся автомобилю и своей смерти.