Очнулся колдун, вздрогнул, посмотрел на лучину — двух минут не дремал. Кошка как сидела в углу, так и сидит — белое пятно в затопившей комнату ночной мгле светлеет. Стянул с руки браслет-оберег, сжал в кулаке, острые грани в ладонь впились.
— Отпусти, колдун, — девчонка оскалилась. — Думаешь, выслужишься? Вернуть потерянное сможешь? Прошлое оживить не получится!..
Усмехнулся Ратмир, пошёл во двор за колодезной водой. Напрасно старается: он не тот чванливый щенок, которым был когда-то, давно уж, благодаря Виктору, не тот. Понимает, что к прошлому нет возврата — разбилось оно на осколки, словно дорогое блюдце с золотой каёмкой.
***
До города Гришка так и не добрался. Наткнулся на заслон, перекрывший тракт: две телеги поперёк моста раскорячились, рядом королевская гвардия, чуть поодаль в поле за рекой шатры, ветер знамёна треплет.
Поначалу оробел гонец: уж больно грозно стражники выглядели — в полном доспехе, в скрывающих лица шеломах, с алебардами наперевес. Но недаром его сметливым считали да пробивным. Разговорился с дозорными, те вполне свойскими парнями оказались и языками почесать были не прочь — приказа молчать не давали, а на часах стоять скучно: безлюдная пустошь, раз в полдня редкий путник появится.
Слово за слово, выяснилось: дальше по дороге повозку чумную нашли, всех болезнь прибрала — и возницу, и семью его, и даже старую кобылу. Гришка сердцем похолодел: это ж надо! чуть-чуть до родной деревни зараза не доползла! Служивый успокоил: вместе с солдатами целая толпа магов из Столицы прибыла, серьёзно настроены колдуны с мором покончить. Стражник тут оглянулся и заговорщицки прошептал: «Сам Верховный чародей здесь».
Гришка обрадовался: вот удача подвернулась порученное выполнить. Верховный маг небось даже лучше городского! Уболтал, уговорил стражу его пропустить. Проводили гонца до палаток.
— Милсдарь колдун, уделите внимание. Тут посыльный из соседней деревни. Говорит, у тамошнего ведуна есть важное сообщение для Совета.
Мужчина, что из шатра спустя пять минут показался, если и старше деревенского колдуна был, то не намного — не Верховный чародей, скорее, ученик или помощник. А голову, всё одно, высоко держит. Улыбнулся Гришке снисходительно и ободряюще, руку протянул.
— Ну, давай сюда своё послание, посмотрю, стоит ли тревожить Его Магичество.
Небрежно перевернул конверт, увидел печать. Гришка не робкого десятка, а перетрусил чуть ли не до мокрых штанов, как мгновенно изменилось лицо милорда: губы сжались в жёсткую линию, взгляд острым клинком пронзил посыльного.
— Оборзел, детоубийца! Не угомонился до сих пор, время выждал!
Гришка отчаянно головой замотал, не сразу поняв: не ему гнев предназначен. Скомкал чародей письмо.
— Небось опять о прощении просит, на глупость и неведение ссылается? — Вспыхнула бумага, через секунду и пепла не осталось. — Возвращайся и передай! Не пятнать чернокнижнику светлое имя Ордена! Пусть благодарен будет, что его вместе с дружком закадычным не сожгли, и не скулит о иной милости.
Маг кивнул страже, развернулся и скрылся в шатре. На плечо посыльного легла тяжёлая рука в кожаной перчатке.
— Иди-ка ты, парень, домой подобру-поздорову. Видишь, милсдарь чародей не в духе.
Но Гришка не дурак и сам спорить не собирался. Не терпелось ему в деревню вернуться да с отцом новостями поделиться. Громкое дело было, вести даже до их глухомани докатились. Сын Хавроньи в Столице в то время обживаться начал, он-то и рассказывал (а Гришка, десятилетний пацан, с открытым ртом слушал, путая в мыслях реальных душегубцев с злыднями из побасенок, мамкой сочинённых).
Схватили, в общем, чернокнижников, против всех законов людских и небесных пошедших. Посреди обряда схватили, над ещё теплым телом шестилетнего мальчишки — чуть-чуть королевские гвардейцы не успели ребёнка спасти. Всю шайку повязали, судили наскоро да на городской площади казнили — всех, окромя одного, что в похищении участвовал, а к обряду не причастен был. Вроде как не по злому умыслу нечестивцам помог, а по неведению.
Шептали, правда, что папаша у того вражины знатный, за сынка беспутного вступился: где связи задействовал, кому кошель с золотом сунул — вот и отпустили убивца на волю.