Хорхе знал, что ему защищать.
Майорин перебросил нож в левую ладонь.
Воин приподнял уголок рта под седыми усами.
Отроки внимательно наблюдали, опыта уже хватало, чтобы распознать движения наставника и его противника.
Может потому один из пареньков смалодушничал и звонко крикнул:
— Мастер, сзади! — на миг позже того, как наставник сам разгадал замысел колдуна. Парню прилетела оплеуха, подавший меч отрок хмуро глядел на крикуна:
— Не лезь. Воевода смотрит.
Парни отвлеклись от поединка. Ерекон стоял прислонившись к каменной кладке, будто просто вышел погреть старые кости на солнце. Вот только зимнее солнце редко греет.
Хорхе удалось достать колдуна, тот поймал меч на нож и уперся пятками в землю, сжав от натуги зубы.
Рукав порванной рубахи сочился кровью, у воина была обожжена щека.
Воевода поглядел на пытавших друг друга мужчин и подошел. Отроки тут же отхлынули в стороны, давая дорогу.
— Довольно.
В башне было действительно намного теплее, у растопленного очага, завернувшись в меховую шубу, на низенькой скамеечке сидела высокая светловолосая колдунья.
— Катарина, выйди. — Велел воевода. — Ильма отправила в помощь, но мне больше кажется в слежку.
— Ваша жена вам не доверяет?
— Мы мало сходимся во мнениях в последнее время. — Ерекон сел на освободившуюся скамейку. — Вот на твой счет, тоже не сошлись. Тебе здесь не место, зачем из Вирицы уехал?
Соврать?
Больно глупо.
— Государь пожелал меня отослать.
— Тебя просили повлиять на государя, а не доводить его до белого каления. Ты должен был расположить его к Инессе!
— Он расположен.
— Но не тобой. На что ты мне здесь? Будешь давать умные советы и мозолить глаза?
— Ты знаешь, воевода, что мои советы могут оказаться полезны.
— Но больно ты похож на бельмо.
— Я буду как можно реже досаждать своим присутствием.
— Что ж… моя жена считает, что от тебя будет прок. Вот пусть сама и занимает тебя делом. Катарина ждет тебя за дверью, я уверен. С ней и будешь говорить.
Майорин зло посмотрел на Ерекона, желание спорить куда-то делось.
Тебе не место здесь…
… но не тобой…
… мозолить глаза…
Катарины за дверью не было. Отроки уже убрались со двора, только Хорхе стоял на крыльце, облокотившись на перила.
— Одни беды от этой девки. — Сказал ему Майорин.
— И верно… — воин хлопнул друга по плечу, — с воеводой сталью не замиришься.
К вечеру Валью выпустили из клети, скучавшие колдуны встретили менестреля как родного. Многие из них сами были не дураки потерзать струны или спеть, но новостей из столицы ждали с жадностью.
Люта на менестреля глянул вскользь, даже не подошел словом перемолвиться, и никто не подумал, что если бы не Молчун сидел Валья бы дальше, умирая от скуки и дрожа от холода.
Майорин с Хорхе устроились в сторонке, от них все вежливо отстранились, не мешая разговаривать.
— Не злись на него, Ерекон чувств напоказ никогда не выставлял, но как Филипп пропал, совсем улыбаться перестал. Ильма даже Катарину послала за ним приглядывать, все боится — кинется воевода сына выручать.
— Не кинется. А давно пропал?
— Уже месяц как, пошл в дозор, взял с собой только людей. Сам как мог закрылся, я точно бы не заметил в нем ничего чародейского. А все без толку. Видел, что на них снежные совы напали. Нашел лошадиные кости и кровь… Дальше не пошел. Без того ясно — засада была. Стаю кто-то собрал, не летают они стаями. Не прокормиться. А так ничего, ни тел, ни весточки, будто в воду отряд канул.
Валья запел.
— Что в Вирице? — тихо спросил Хорхе.
"Далась им это Вирица", — обреченно подумал колдун.
Гордыня уродует, но гордость украшает. Даже сейчас она сидела с высоко поднятой головой, не дотрагиваясь до мокрых щек белым платком, зажатым в алебастровой ладони.
Покрасневшие глаза полные слез блестели как два темных озера, затянутые утренним туманом. Риана Кордерская была очень красива, даже сейчас.
Ее муж, государь Велмании сидел против супруги. Сидел и молчал, сжимая пудовые кулаки.
— Редрин, — прервал затянувшуюся тишину Майорин. — Редрин, что ты собираешься делать?
Вместо ответа Редрин Филин отвернулся.
— Риана, вы можете сказать, чьего ребенка вы носите? — спросил Орник Мадера.
— Не могу. — Спокойно ответила государыня. Ни один мускул на лице не дернулся, но тонкая кисть сжала платок.
— Не может. Это измена Ваше Величество, измена короне и Велмании! — сообщил первый советник.