Они приземлились на скованную льдом реку, и долина неожиданно ожила. Откуда-то из чащи высунулась хитрая драконья морда и тяжелыми прыжками, взмахивая маленькими крылышками, заскакала к прибывшим. Увидев человека, дракончик замер и зарычал.
И тут на Айрин обрушилась вся мощь драконьей речи.
Поток сумбурных цветных образов, возмущения и испуга.
— Он тебя боится, не знает, что ты за зверь такой, и боится.
— Я в пять раз меньше.
— Но от тебя веет силой.
— Ты привела исток? — вопрос был задан больше для Айрин, потому что Летта ответила пустоте гулким рычанием.
Пока Летта сверлила глазами холм Айрин осторожно шагнула к дракончику, пытаясь думать как можно ласковей и теплее. Девушка сама не заметила, как из протянутой руки заструилась сила. Дракончик насторожился, чуть подставил удлиненную морду и фыркнул. Дыхание было горячим, и наледь на кожухе и шапке превратилась в мелкие капельки.
— Пойдем, я отбрехалась. Уж извини, людям здесь не рады.
— А черным драконам?
— При чем здесь они?
— Майорин говорил, вы сравниваете нас с ними.
— Майорин болтун.
Дракон был молодой, чуть меньше Летты. Как и она, серебристый.
— Ну, Шипом зови. — Представился он, изучая исток. — Сейчас Летте устроят нагоняй, а мы с тобой пока в тепло пойдем.
Драконица фыркнула и покосилась на недружелюбный холм, который продолжал ворчливо её отчитывать.
— Значит предложение как у Летты? Ты мне ваше рыло, я тебе силушку колдовскую?
— Да. А откуда вы знаете велманский?
— А я не знаю. Я просто думаю так, чтобы ты поняла, а ты сама слова подставляешь.
— И Летта так делает?
— Ей проще, она действительно знает ваш велманский. И что хорошего в человеческом рыле?
— Станешь пастухом, уведешь стадо, нажрешься… — задумчиво пробормотала Айрин.
— Ехидная девка.
— Я не знаю, какой вам в этом прок. Летта говорила я должна убедить себе дракона… Но если честно у меня только один довод. Любопытство.
— Хм… Подумай-ка о своих городах. Я посмотрю.
Айрин пожала плечами, прикрыла глаза и стала вспоминать.
Она еще раз бросила взгляд на стены храма, такие же серые, как и небо над ее головой. Стены, покрытые язвами и пигментными пятнами старости. Надо было прийти сюда раньше, еще по возвращению в Вирицу. Надо было…
Но Айрин казалось, что как только матушка Денера увидит ее, она все поймет. Поймет, какое Айрин чудовище.
Не то чтобы она верила в Трех богов и боялась их гнева… Но верила в матушку, и боялась ее… разочаровать.
— Айрин! — одна из сестер, неловко взмахнула пустым ведром, из которого только что выплеснула помои. — Айрин!
— Здравствуй. — Тихо проговорила девушка. — Здравствуй, Галла. Матушка здесь?
— Да. Тебя не было… довольно долго… Куда ты пропала? Мы думали…
— Я… — Айрин помедлила, собираясь солгать. — Я ездила домой.
— Домой? В Инессу? — когда-то Айрин сказала им, что родилась человеком в семье колдунов. И ее бездарную, обучили лечить травами. Это было правдой, просто правдой не всей. — Говорят там сейчас неспокойно.
— Да, неспокойно. — Медленно проговорила Айрин. — Пойдем в храм, Галла. Я давно не была там.
Они прошли вдоль разрушенной храмовой стены, поднялись по обветшалой лестнице. Дома милосердия, где управляла матушка Денера, не пользовались особой любовью у богатых горожан, а бедняки не могли пожертвовать большие деньги… Если вообще могли жертвовать что-то помимо своей жизни. Внутри ничего не изменилось. Все та же беднота и чистота. Тщательно подметенные полы, аккуратно подшитые занавески из дешевой небеленой ткани. Грубо срубленная деревянная мебель на просторной и холодной кухне.
— Айрин? — матушка оторвалась от листа пергамента, на котором писала ровным четким почерком, — очередное прошение Консату — поняла Айрин. Не первое и не последнее и, скорей всего, бесполезное. Матушка посылала эти прошения раз в месяц, не смотря на отсутствие ответов. Один раз Айрин спросила у нее, зачем она тратит пергамент и чернила на того, кто не потрудится даже прочитать ее послание. Тогда матушка ответила ей, что смиренная просьба всегда будет услышана… Но и смиренная просьба может быть настойчивой.
Есть вещи, в которые сложно поверить. Айрин всегда было сложно поверить, что все ее поступки продиктованы чьей-то волей. Что все с ней случается, находится в чьей-то власти.
— На все воля Божия. — Сказала матушка, когда они остались одни и девушка, было, открыла рот, чтобы поведать той о своих прегрешениях. — Ты не тот человек, кому исповедь принесет облегчение. Думаю, мне не нужно об этом знать. Сколько раз ты спорила со мной о значении слова грех? Помнишь?