— Милсдарь Горан, я шкурок привез, поглядите?
— Эй, чароплет! Правду говорят, архимага убили?
— Милсдарь Горан! Доброго здравица! Пирожок хотите? — толстая торговка подсовывает под нос зажаристый пирожок. — Курочка — не собачатина, как у других!
— Милсдарь, дайте монетку!
— Держи, бесенок! — монетка летит в ладошку в рваной рукавичке и в ней исчезает. Уличный мальчишка громко шмыгает носом и утирает бегущие сопли варежкой. — Иди ка сюда, отрок. Давно сопливишь?
— Так холодно, дядя чародей!
— Эй, Милёна. Отведи ребенка в храмовую лекарню.
— Да кто его туда пустит!
— А ты на меня сошлись, да проси матушку Денеру!
— Как скажете. — Послушно кивает Милёна, ловко пряча в карман полсеребрянника, и подхватывает мальчишку за шкирку, тот плетется следом, шмыгая носом.
— Пирожок, милсдарь! — торговка сноровисто пихает Горану выпечку. Чародей слегка ухмыльнулся и принял пирожок, расплатившись с булочницей. Это был его город, город, где его узнавали и любили, хотя Горан не был ни веселого нрава, ни доброго… Он просто почитал город своим и следил за ним с должным усердием. Мадера всегда смеялся над ним:
— Я за страной слежу, а ты, Горан, за Вирицей. Вот только лучше у тебя выходит. Ох, лучше…
Вспомнив это Горан посерьезнел. А ведь теперь не только Вирице пригляд нужен, а всей Велмании. А какой за ней пригляд, если маги с колдунами сцепились дворовыми псами.
— Милсдарь Горан, а я эпитафию милсдарю Мадере сочинил, не изволите послушать? — Горан остановился и поглядел на бродячего менестреля. Из митенок торчали красные от мороза пальцы, а лютню можно было смело пускать на дрова — до того рассохлась бедняжка.
— Валяй. — Благодушно разрешил чародей. Музыкант забряцал по струнам, будто объясняя, почему сидит он не в корчме за кружкой доброго вина, а на перилах мостика над каналом. Стихи у него получились не такие плохие, каких ожидал Горан, но не такие добрые, каких хотелось. Не любил сурового архимага простой люд.
— Слишком грамотный инессец наш. — Бурчал один старик-возница, который управлял личной повозкой Горана. — Да и город он не слишком любит, не гуляет по городу. Вон вас каждая собака знает, а вы с энтой собакой за лапу здороваетесь.
— Главное чтобы он хорошо выполнял свою работу, разве не так? — удивился Горан.
— Так-то так, — ворчал возница. — Да только к вам и подойти проще. А Мадеру я вашего вчера вез, и он ни словечком со мной не обмолвился.
— Заговорил бы первым. — Слабо уцепился за возможность Горан.
— Дык, спросил я, как у его милости здоровье. А он мне нема! Молчит и дышит, вот так дышит! — показал возница смешно раздувая ноздри.
Горан дошел до ближайшей корчмы, зашел в сени, но проходить внутрь не стал. Подперев ногой двери, архимаг на какое-то время замер, сосредотачиваясь, набрасывая на себя чары отводящие взгляды. Сейчас его вряд ли признают, не столкнувшись с ним лоб в лоб.
Дальше он пошел быстро, никто не его не окликал, не угощал пирожками, не просил совета или милостыни, не требовал внимания. Он вернулся в приличные районы, где жили знатные горожане и остановился у высокого каменного дома с внушительной стеной вокруг. При желании его можно было оборонять как небольшой замок. Сейчас ворота были открыты, и Горан беспрепятственно вошел во двор. В сам дом он тоже попал легко, архимаг чуть хихикнул, его контроль заклятий, выставленный после бунта и последующего ограничения на магию, сейчас бы запел перезвоном колокольчиков. На счастье на магию ставивших контроль, "перезвон" не распространялся.
Дворянин сидел за столом и перебирал бумаги, лицо у парня было серьезное и угрюмое.
— Доброго дня, Солен. — Обратился к нему Горан. Дворянчик подскочил на месте, вздрогнул.
— Милсдарь архимаг???
— Хочешь еще помочь подружке?
— Да… а как вы сюда попали?
— Я архимаг или кто? Так хочешь или как?
— Да-да конечно, что делать?
— Держи. — Он протянул парню запечатанный свиток. — Здесь разрешение на свидание. Пойдешь, покажешь страже. А я с тобой. Вот только меня они увидеть не должны.
— Так у кого будет с ней свидание?
— Так возлюбленная или подруга?
— Подруга. Гм… боевая.
— Значит, посидим втроем, поговорим. Вели подготовить повозку, а то я за тобой конным не угонюсь.
Стражники с непониманием покосились на разрешение, подписанное самим государем, но ничего не сказали. Не по их чину в хозяйские дела соваться. Горана никто, конечно, не заметил, в его воображении контроль вопил, как оглашенный.
— Солен? — удивилась девушка, выныривая из вороха меха, в который куталась.