Майорин склонился над чародеем. Дело было плохо, попавший в руку заряд отрицательной энергии почти разорвал ее в лохмотья.
— Я не лекарь. — Тихо прошептал Раде колдун. — Но…
Раздробленная кость послушно собралась в ряд и медленно начала стягиваться.
— Хрупче стекла. — Пояснил Майорин. — Перевяжи его. Айрин! Твой маг сейчас рухнет!
Айрин стояла напротив своей лошади. Из горла сочилась кровь, снег вокруг выпил все остальное. Она отстегнула сумки, перекинула через плечо и пошла назад к спутникам. Велемира подняли в седло, за ним сел Орм, Раду посадили к Хельму.
Они потеряли двух лошадей, а значит день пути, они чуть не потеряли одного из спутников. Но напавший на них отряд был перебит весь.
"Неужели мы настолько сильнее? — думала Айрин, привязывая свои сумки поверх пожиток Ивена. — И если мы настолько сильнее, мы и победить можем".
— Решила тут остаться? — спросил у нее колдун, девушка непонимающе подняла голову и только тогда заметила, что перед ней маячит рука. — Давай, залезай, вечером погрустишь.
В отместку Айрин больно саданула его по ноге, когда влезала в седло.
— Эй, не упирайся грязными ногами мне в штаны! — тут же заворчал колдун.
— А куда мне их девать? — возмутилась девушка. — Отдай мне стремена, а сам…
— Еще чего. Сиди давай, или пешком пойдешь!
Хельм усмехнулся, Орм тоже. Лошадиные трупы занялись синим пламенем, Ивен обернулся на место стычки и зашептал, снег с шуршанием приготовился прикрыть следы. Сейчас тела догорят, огонь потухнет, и белая пороша затянет болото в свою пелену.
"А к кому-то не вернется муж, — грустно думал маг, — сын, брат, отец… И даже могилы им не будет, чтобы было куда прийти".
— Замолчи, менестрель!
— Почему? — удивились в отряде. — Пусть поет.
— Пой о другом. — Люта поискал слова, но в последнее время он здорово поистратился, ему давно хотелось помолчать подольше. Седмицу или месяц, нет лучше два месяца и две седмицы. — Про баб пой, про королей, про придворных.
— Да чего ты, Люта? Пел же всю дорогу? — удивился Валья, заодно подстраивая лютню, раз уж балладу оборвали.
— Наши ушли. По болотам… Накличешь.
— А еще колдун. Суевериям веришь, будто баба в храмовой лавке!
— Баба в лавке пусть верит чему угодно. Либо выбирай, что петь, либо молчи.
Менестрель зло рванул струны, а потом передумал и убрал лютню. Настроения не было. Все настроение ухнуло в пресловутые Уралакские топи, по которым они шли. Ни Люта, ни Борец, разумеется, ничего не объяснили. Надо так было — ушли. Пожелайте им счастливого пути, но лучше молчите, ибо это тоже примета плохая.
"Вот так и попрощались: мы направо, вы налево, остальное поперек колена — хрясь! — зло размышлял Валья. — И Фотиевичи, сиречь Оверкаленны ушли. Тоже без лишних слов, к чему слова, кто-то понял, кто-то надулся. Но не на уход — на недоверие. Надо и надо, а что было в той избушке только бесы и знают, и те молчат, но эти уже от вредности природной. — Валья просился с ними — не взяли. Недостоин, как Майорин сказал: третьего на закорки я не возьму. — Ну с первым понятно, была в той избушке некая баба, знакомая Велемиру, а вот второй оказался персоной подозрительно таинственной. Или он про Айрин говорил? Хотя нет, девка эта была поопасней всех в отряде, хоть отряд наивно об этом и не подозревал. Так кто же с ними такой, что ради него отряд разделился? Может Владычица? Или…".
Отогнать мысли получилось с трудом, толку от гадания на гуще в супе, если суп пустой? Пришлось менестрелю отбросить все мыслимые и не мыслимые варианты и запустить ложку в котел, где с гущей все было в порядке — она было до тошноты предсказуемой: морковка, перловка, чеснок, лук. И, о боги, как ему она надоела!
Глава 11. Орник Мадера
Тело Орника Мадеры опутали синеватые нити заклинания, эльф осторожно прикоснулся к одной. Ладонь прошла насквозь, но пальцы закололи тонкие иголочки, а за нитью покрылись инеем.
— Осторожней! — остерег его Горан.
— Сам уж понял. — Буркнул эльф. — А убрать это можно?
— Можно. — Горан резкими движениями засучил рукава и тут же вспомнил, что Мадера всегда его за это ругал: "Ну, что ты как батрак! Ты копать собрался или полоть? Лопату надо?". Щека у архимага болезненно дернулась, он отвел глаза от тела учителя и вскинул ладони вверх, голубые нити покорно принялись таять.