Через несколько минут от Зиберта поступил приказ доставить партизана к нему в кабинет, и пригласить его адъютанта Оверманса, а также секретаря для ведения записи допроса пленного.
Мальчишку пинками заставили подняться и проследовать к командиру, где его немедленно принял гауптман, отвесивший подростку настолько увесистую оплеуху, что парень рухнул на пол и остался там лежать без движения.
— Заммель, вы угробите ценного пленного, — попенял ему Зиберт.
— Гер Зиберт, вы даже не представляете, насколько эти русские живучи, — парировал гауптман.
Дождавшись, когда Оверманс и секретарь займут свои места, Зиберт скомандовал:
— Можем начинать. Надеюсь, вы не убили этого партизана? Оверманс, поднимите пленного и приведите его в чувство.
Едва адъютант наклонился над пленным, гауптман скользящим движением оказался у него за спиной, а через секунду Оверманс стоял с выпученными глазами с ножом у горла, а подросток, лежавший связанным на полу без сознания, оказался за спиной секретаря, ухватив того за голову свободными руками. Веревка, скинутая им с рук, валялась под ногами Оверманса.
— Спокойно, гер Зиберт. Нам совершенно не нужно сопротивление, и тем более не нужен ваш труп. В отличие от, скажем, секретаря, — кивнул головой в сторону того самого секретаря гауптман.
Шокированный оберст-штурмбанфюрер повернул голову и взглянул на секретаря. За ним спокойно стоял партизан, легко, едва касаясь, держа у него руки на голове. Глаза секретаря были выпучены, а из приоткрывшегося рта на стол стекала тоненькая струйка слюны.
— Впрочем, он уже совершенно не является человеком, скорее, овощем. Сейчас это будет акт милосердия, — улыбаясь, продолжил гауптман.
На лице секретаря появилась гримаса смертельного ужаса, на полу под ним начала растекаться лужа, а сам секретарь внезапно дернулся, посинел и обмяк на стуле. Подросток лениво обошел стол и неспеша приблизился к Отто Зиберту.
— Кричать не стоит, иначе закончите, как ваш секретарь, — появился в голове незнакомый голос, едва подросток коснулся его. При этом он не шевелил губами, лицо его оставалось спокойно и неподвижно. Оберста прошиб ледяной пот — с таким он не сталкивался. А в том, что он действительно может «закончить», и именно как и несчастный Гельмут, Отто не сомневался ни секунды.
— Что… — Отто тяжело сглотнул и продолжил чужим, севшим голосом: — Что вы хотите? Кто вы?
— Мы всего лишь хотим пригласить вас в гости, — любезно отозвался гауптман. — Убивать вас, или как-то причинять вам вред никто не собирается. Пока вы ведете себя благоразумно, разумеется.
— Отпустите Оверманса, — потребовал Зиберт, и тут же затрясся от ужаса. Глаза его полезли из орбит, по побелевшему лицу покатились крупные капли пота. Он пытался вздохнуть, чтобы набрать в грудь воздуха, и не мог. Лицо его стало стремительно багроветь.
— Смотри не прикончи его раньше времени, — раздался спокойный, даже какой-то равнодушный, чуть с ленцой голос гауптмана, говорившего на… русском? языке.
— Не, тока попугаю маленько. Сговорчивей будет, — отозвался подросток тем самым голосом, что возник в голове у Отто.
— Я позволю вам дышать, если вы не вздумаете крикнуть, — раздалось у Зиберта в голове. Он поспешно и мелко закивал, соглашаясь. В легкие хлынул поток воздуха. Отто, сглатывая и с трудом удерживаясь в сидячем положении, пытался отдышаться.
— Воды… Дайте воды… — просипел он.
— Обойдешься, — так же лениво ответил гауптман. — Спекся, карасик? Жить хочешь? Или сказать этому парню, чтобы он тебе мозги выжег?
Еще не отошедший от только что пережитого оберст испуганно закивал, потом затряс головой, потом снова мелко закивал… Наконец, он нашел в себе силы произнести:
— Хо… хочу, — сглотнув, кивнул он. — Не… Не надо мозги… — перед мысленным взором Зиберта мгновенно встало бессмысленное лицо секретаря, пускавшего слюни. — Что вам нужно?
— Шаман, нам этот нужен? — чуть сильнее надавил ножом на горло адъютанта гауптман. — Мне надоело с ним обниматься.
— Пригодится, — отозвался Мишка. — А чего тебе? Стоит он и стоит себе спокойно, вот только, боюсь, обоссаться уже готов со страху. Но я тут ни при чем, — тут же отмазался он.
— Да и этому… Карасику… облегчиться не помешает, похоже… — мрачно прокомментировал Бирюк. — Как мы их ссаных поведем?
— Ну да… — задумался Мишка, почесывая в голове и оглядываясь. — И посудины-то никакой нет…