— Пруйко… Пруйко… Фигурант по делу об изнасиловании. Там еще потерпевшая повесилась.
— Ах, вот оно что, — протянула Агафья, мгновенно посерьезнев.
— И что с этим гадом?
— Навернулся с набережной вместе с машиной. Четыре трупа.
— Тот самый? — Макс тоже отбросил шутливый тон.
— Не уверена. Но вряд ли в Питере много Пруйко 1995 года рождения.
— Давайте проверим, Агафья Кузьминична, — Макс застучал по клавиатуре. — Обвиняемым тогда проходил гражданин Пруйко Александр Васильевич, 1995 года рождения.
— Он! А не могли бы вы посмотреть, кто там еще по делу проходил, Максим Андреевич? — Агафья задумчиво постукивала карандашом по заинтересовавшей ее строчке.
— Есть Бог на свете, — буркнул Макс. — Так тут у нас еще Николаев Максим Анатольевич, Гуричев Игорь Сергеевич и…
— … и Гришин Константин Юрьевич, — перебила она, все больше хмурясь. — Все 1996 года рождения.
— Да… А вы откуда… Они, что, вчетвером навернулись?!
— Угу. В такие совпадения я не верю. Даже с учетом божьего вмешательства…
— Весело. Но, вроде бы, там ничего криминального быть не должно. Иначе эти фамилии в других сводках появились бы, — майор подошел к столу девушки и тоже склонился над бумагами. — Когда эти нелюди упокоились?
— Неделю назад.
— Интересно… Знаете, что, Агафья Кузьминична, я, пожалуй, уже успел поверить в Ваше чутье. Завтра с утра съезжу, побеседую с родственниками этого Пруйко. Может, что вылезет.
— Я буду Вам очень признательна, Максим Андреевич, — отозвалась девушка, и тут в кабинет вошел Николай.
— Чем занимаетесь, господа офицеры? — поинтересовался он.
— Все тем же, — тепло улыбнулась Агафья, — уравнения решаем.
— И думаем, существуют ли на свете случайности, — добавил Макс. — Посмотри, что наш бумажный эксперт в твоих распечатках вычитала.
Агафья только хмыкнула на такое определение своей сферы деятельности. «Точнее не скажешь, — подумала она, припомнив, какую гору документов ей пришлось перелопатить за последнюю неделю. — Бумажный эксперт. Ну, погодите, Максим Андреевич, я Вам это припомню».
На следующее утро майор явился на работу около двенадцати, мокрый и злой, как собака.
— Бывают же гады на свете! — возмущался он, пытаясь устроить свою куртку на батарее. Куртка от предложенного места категорически отказывалась и постоянно падала на пол. Это не добавляло майору благодушия. — Чертовы поганцы… Семейные кланы, Сицилия северная, мать ее!
— Полегче, брат, — попытался остановить его Николай. — Выбирай выражения. Девушка же рядом. Ты чего разоряешься?
— Прошу прощения, Агафья Кузьминична, — повинился майор и продолжил не менее возмущенно. — Какой дурень придумал, что Питер большой город… Куда не плюнь, в крестника попадешь… Знаете, други мои, кто папашка нашего Пруйко? Перов, по кличке Перышко. Вор-рецидивист, угонщик. Ныне честный бизнесмен, владеет небольшим автосервисом. Я его два раза сажал! Как вы думаете, скажет мне такой хоть что-нибудь, если не полезное, то хотя бы цензурное?
— Меня Вы не сажали, Максим Андреевич, — хмыкнула Агафья, которую насмешило искренне возмущение мужчины, — но я порой тоже не нахожу для Вас цензурных слов. Тогда мне приходится молчать.
— А этот субъект, Агафья Кузьминична, даже смолчать не смог. Если перевести с матерного на русский, это звучало примерно так: «Идите отсюда, гражданин начальник. Я свое отсидел и твердо встал на путь исправления». И глазенками зырк-зырк в стороны… Даже на крыльцо не пустил, сволочь. Так и беседовал на улице. Он-то, гад, под навесом стоял, а я… Ух… Жизнь собачья…
Макс, наконец, кое-как приткнул куртку и плюхнулся на стул. Николай задумался.
— Давай, я завтра туда смотаюсь. Может быть, тут и совпадение, и Божий промысл. Только проверить надо. Все равно я собирался свой Жигуленыш в мастерскую загнать. А то он заводится, когда хочет, и делает это все реже… Заодно и присмотрюсь к безутешному родителю.
— Это — мысль, — обрадовался майор. — Тебя Перышко не знает. И морда твоя бандитская в тему будет…
— А вот морды попрошу не касаться! С чего это она у меня бандитская?!
— Потому, что круглая, — заржал Макс. — Опер должен быть худой и злой, как ищейка. А ты на хорошей кормежке уже такую ряху наел, что скорее на бульдога смахиваешь, — и он надул щеки, демонстрируя, какая ряха у капитана.
— Значит, ряху, да? — с угрозой проворчал Николай. — Бульдожью ряху…
— Ну, хорошо, — посмеиваясь, вмешалась Агафья. — Тогда, чтоб оградить Вас, Максим Андреевич, от аналогичной участи, пирожков мы Вам не дадим.