Но не это заставило Николая отложить документы в сторону. На одной безграмотной бумаге, составленной так, что за нее можно было спокойно огрести служебное расследование, а то и срок, стояла подпись Макса. Ни один вменяемый опер не проведет так допрос. Ни один честный опер, поправил сам себя Николай. Голова у мужчины пошла кругом от таких открытий. Он отложил несколько напугавших его листочков с подписью друга в сторону и задумался. Капитан не понимал, что теперь делать с выплывшими обстоятельствами давно забытых дел. Ильин пропал, отвечать за халатность (если это была просто халатность) некому. И если всем этим заинтересуется прокуратура, в жернова вполне может попасть майор Ребров. Уголовные дела рассыпались на самой ранней стадии, и разобраться теперь, кто там был виноват, кто прошляпил или получил мзду — практически невозможно. Наконец, он решил сперва поговорить с Максом, а потом уже действовать или не действовать дальше, и набрал номер друга.
— Макс, — с трудом выговорил он. — Подъезжай в контору.
— Очередной покойничек? — весело поинтересовался майор.
— Приезжай, узнаешь. Это не телефонный разговор. Пулей, майор!
— Понял, — посерьезнел Ребров. — Пробок сейчас вроде быть не должно. Через полчаса нарисуюсь.
Тридцать минут, то и дело поглядывая на часы, капитан ходил из угла в угол по комнате. Услыхав в коридоре шаги, он распахнул дверь, но вместо друга увидел начальника убойного отдела.
— О, Николай, похвальное трудовое рвение, — улыбнулся Бурундук. — Что привело тебя в контору в законный выходной?
— Да так, дела подполковника Ильина просматриваю, — ляпнул капитан, не придумавший с ходу другого ответа.
— Разумно, — согласился полковник. — Я сам тоже думал посмотреть, но там Полозкова окопалась. Только сегодня закончила. Ладно, потом расскажешь, что вы там почерпнули.
Начальник пошел по коридору, а Николай, захлопнув дверь кабинета, рухнул на стул. Макс появился минут через сорок.
— Извини, опоздал. Опель ехать отказался. Выходной у него. Что у нас плохого? Полозкова куда-то вляпалась?
— Нет, с Агафьей все в порядке. В относительном.
Капитан снова умолк и закурил. Он не знал, как начать разговор.
— Может быть, наконец, объяснишь, что произошло? — поторопил друга майор.
— Скажи, Макс, ты работал по делу Соколова? — через силу проговорил тот.
— Соколов… это который?
— Глухарь. Жена вернулась раньше с работы и обнаружила еще теплый труп мужа. Мужику развалили черепушку бутылкой.
— А, этот. Да, работал.
— Вместе с Ильиным? — упавшим тоном спросил Николай.
— Да, а что?
— Тогда скажи мне, друг, — голос капитана стал таким тихим, что Макс с трудом разбирал слова, — что это?
В руки майора легли несколько ксерокопий. Майор непонимающе посмотрел на бумаги. Николай, отвернувшись, молча выдыхал сигаретный дым в окно.
Сообразив, что друг больше ничего не скажет, Макс бегло просмотрел лежавший сверху лист.
— Что это за ахинея? Кто написал этот бред?
— Там внизу подпись есть, — еще тише подсказал Николай.
— Я?! — в изумлении выдохнул майор.
— В конторе появился еще один майор Ребров? Это тебя Ильин попросил? Он тебе угрожал? Скажи, чем он тебя взял, на чем поймал? Я не верю, что ты мог это сделать добровольно! — только что говоривший еле слышно, теперь Николай почти кричал.
— Колька, не ори! Я сам не понимаю…
— Не орать? Хорошо. Я постараюсь. Если ты объяснишь мне, что это такое. Благодаря этой, как ты выразился, ахинее, вероятный убийца спокойненько живет сейчас в Южной Америке.
— Вспомнил! Я тогда начал работать по делу не сразу. Только дней через десять после убийства. Я свалился с аппендицитом. Ты меня еще в больницу отвез. Помнишь? Я не хотел, мол, само пройдет, съел не то. Но ты уперся и потащил меня в лечебницу. А хирург посмотрел и на операционный стол отправил. Глянь на дату. В этот день я в койке валялся, от наркоза отходил!