Элис по дороге не поехала, а свернула на узенькую овечью тропку, которая бежала вдоль реки Греты через густой лес, где росли буки, вязы и дубы и где в тени деревьев прятались олени. Широкая полноводная река неторопливо текла по каменистому руслу, а под каменными плитами пролегало невидимое русло подземной реки и скрывалось огромное озеро, полное рыбы, предпочитавшей жить в этих темных глубинах. Даже сидя на лошади, Элис ощущала огромную массу воды под землей, ее целеустремленное движение по невидимым глазу подземным полостям и пещерам.
Лошадь вырвалась из лесной чащи и, тяжело дыша, потрусила наверх, в сторону заката, через заросшие скудной травой пастбища, где обычно гуляли овцы, а иногда и несколько тощих коров, все выше и выше к заросшим вереском торфяникам. Когда-то давно, еще до того, как в Боуэс нагрянула чума, когда в деревне было много работоспособных мужчин, пастбища обнесли стеной, отделив их одно от другого. Теперь камни обвалились, и овцы щипали травку, где хотели. Весной во время стрижки или зимой во время убоя скота их различали по клеймам на шерсти. В каждой деревне было свое клеймо, но все овцы принадлежали лорду Хью.
Река здесь разлилась, мчащийся поток вышел из каменистых берегов и накрыл луга, затопив огромные пространства. Элис ехала по самой кромке рядом с водой, слушала ее журчание и смеялась, когда пони шарахался в сторону от какой-нибудь лужи. В торфяной воде, крутясь и кувыркаясь, проплывали обломки древесины и водоросли, а по краям, словно в кипящем котле, били, булькали и ворчали многочисленные родники, извергая коричневые струи, уносящиеся вниз по течению. Побеги ползучей ежевики, свисающие с полуразрушенных, сложенных без раствора каменных стен, были густо усыпаны тяжелыми ягодами; рябина краснела гроздьями алых плодов на фоне чахлой серо-зеленой зимней травы, испещренной пятнами поганок с коричневыми шляпками на тоненьких длинных ножках. Элис пришпорила лошадку и пустила ее в легкий галоп. В седле она держалась легко, ветерок откинул капюшон на спину и обдувал раскрасневшееся лицо.
Вдали показались серые каменные плиты моста, в воде под ним образовался затор, и паводок сильно разлился, сверкая, как расплавленное олово. Лачуга Моры, словно маленький ковчег, стояла на небольшом бугорке в стороне от разлива. Элис приподнялась на стременах.
— Эй! Мора! — крикнула она.
Когда пони рысью подъехал к лачуге, Мора уже ждала на пороге, прикрывая глаза от лучей красного зимнего солнца.
— Откуда у тебя лошадь? — спросила она вместо приветствия.
— Взяла покататься, — небрежно бросила Элис. — Я не насовсем, мне разрешили только навестить тебя. Надо поговорить.
Темные остренькие глазки старухи пристально уставились на девушку.
— Ага, значит, все-таки молодой лорд Хьюго, — сразу догадалась она.
— Да, — кивнула Элис, не удивляясь проницательности Моры. — И лорд Хью запретил мне давать ему зелье, которое убьет его похоть.
Черные брови старухи взметнулись вверх.
— Им нужен наследник, — заметила она. — Привяжи пони за калиткой, а то он поест все мои травы. И заходи в дом.
Девушка привязала лошадку к колючему кусту боярышника, растущему возле калитки, приподняла подол красивого платья, боясь испачкаться, и направилась в хижину.
Она уже успела забыть смрад, стоявший внутри. Выгребная яма находилась за хижиной с подветренной стороны, но сладковатый, тошнотворный запах дерьма и острый запах мочи витали вокруг дома и проникали сквозь все щели. Выгребная яма была такая же старая, как и сама лачуга, и всегда омерзительно воняла. В очаге тускло мерцало пламя; сырые дрова едва горели и чадили, и хижина была полна черного дыма. Когда Элис распахнула дверь, из-под ног с кудахтаньем выскочили две курицы, оставив блестящие зеленоватые кучки помета. Новые кожаные башмаки Элис скользили на влажном земляном полу. Воздух был сырым и холодным, сказывалась близость паводковых вод — всего в нескольких ярдах от порога. В сумерках над рекой клубился тяжелый туман, он проникал под дверь и в маленькое окошко. Элис подобрала подол повыше и уселась перед огнем, без спроса взяв табуретку Моры.